Те пропавшие без вести, у которых не было татуировок, поголовно перенесли аппендицит; те, у кого никогда не воспалялся аппендикс, были лысыми или коротышками, не подходящими нам по росту; двое удовлетворяли бы нас почти по всем параметрам, да у одного из них было ампутировано два пальца на руке, а у второго отсутствовала мочка уха.
А самое занятное заключалось в том, что, роясь в карточках с приметами пропавших, Лешка во всем этом огромном массиве не нашел ни одного человека, у которого были бы целыми все зубы! Вот и задумаешься поневоле над здоровьем нации.
Мы с Лешкой сели и устроили генеральное совещание, что делать дальше. Выводов напрашивалась целая куча: во-первых, «подкидыш» мог быть иногородним; значит, заявление о его пропаже лежит себе где-нибудь в ГУВД Волчехренска и есть не просит.
Во-вторых, он мог быть одиноким, и тогда заявление о его пропаже не лежит нигде, поскольку некому было заявлять. Правда, учитывая его достаточно молодой возраст, отменное здоровье и отсутствие физических изъянов, с трудом верилось, что не было людей, обеспокоившихся его исчезновением.
И наконец: о его пропаже не заявляли, так как его считают живым и совершенно не пропавшим. Мы только что пасьянсы не раскладывали, пытаясь определить дальнейшее направление поисков, пока Лешка не заявил, что отказывается продолжать со мной обсуждение до тех пор, пока я не схожу к зубному. И довел меня, змей, собственной персоной до районной поликлиники, и аж до кабинета, и проследил, чтобы я никуда не сбежала.
— Имей в виду, мучитель, что если принимает тот коновал, который мне в прошлом году иглой в канале зуба ковырялся, я никуда не пойду, — предупредила я Горчакова, однако мне дали номерочек к какому-то незнакомому доктору — Стеценко А. Р.
В очереди Леша развлекал меня добрыми историями про то, как один его знакомый пошел лечить зуб, ему занесли инфекцию, и через месяц знакомому выпилили полчелюсти; и про то, как другой его знакомой по ошибке вырвали два здоровых зуба вместо больного; Леша также добросовестно рассказал, что видел в каком-то журнале картинку, на которой был изображен устрашающего вида Геракл в белом халате над тщедушным больным, скрючившимся в зубоврачебном кресле; занося над ним бормашину, похожую на отбойный молоток, врач зловеще произносил: «А помнишь, в пятом классе ты сидел позади меня и все время втыкал в меня булавки?..» Короче, когда подошла моя очередь, меня уже ничто не могло бы напугать больше. Я вошла в кабинет с таким несчастным выражением лица, что медсестра спросила: «Вы с острой болью? Может, валерианочки?»