— Да ты что! Ты же уверена, что там афера прокручена с комбинатом!
— Вот именно. Там все на внутреннем убеждении, а это не доказательство.
— Да, жалко, что у нас нет еще банка генетических данных, — сказал Сашка. — Представляешь, как было бы удобно: у нас есть кровь, которую мы исследуем методом генной дактилоскопии, и на тебе — фамилия, имя, отчество и домашний адрес того, от кого кровь произошла. Американцы уже вовсю это внедряют. Берут кровь у граждан, составляют формулу, заносят в компьютер, а если возникает нужда, например, труп какой неопознанный, или от насильника выделения на месте происшествия, р-раз — сверили и уже знают, кого искать.
— Да, было бы неплохо. А вдруг он действительно писал кровью пропавших женщин…
— Слушай, Маша, — вдруг хлопнул себя по лбу Стеценко, — а почему бы тебе действительно не провести генетическую экспертизу? У нас есть кровь из надписей, так?
— Ну, так. Ты хочешь сказать, надо взять какие-нибудь образцы для сравнения у родственников пропавших?
— Ну да. Может, локоны какие-нибудь хранятся, или зубы. У одной дамы, насколько я помню, дочка есть, можно у нее кровь взять. У девочки этой, Юли, есть оба родителя, они могут сдать кровь, этого будет достаточно для решения вопроса, не их ли дочери принадлежит кровь в надписях. Конечно, это было заманчиво. Если бы удалось доказать, что в Библии и на договоре писали кровью пропавших людей, тогда возбудить дело было бы полегче, даже без заявлений родственников. И работать по возбужденному делу — это совсем не то, что украдкой опрашивать людей, которые имеют полное право не пустить тебя на порог.
— Не дадут они никаких образцов, — покачала я головой. — Ты же видишь, они все ничего не хотят.
— Но это же очень подозрительно! — воскликнул Сашка. — В каких бы они ни были отношениях, ведь пропали без следа их близкие. Не может быть, чтобы они не волновались.
— Наверное, ты прав, — сказала я вяло.
— Маша, — Сашка вскочил и потряс меня за плечо, а потом забегал вокруг, расширяя круги, насколько позволяли размеры нашей кухни. — На них как-то влияют, чтобы они в милицию не заявляли! Ну, подумай сама!
— А как? Они ведь все разные люди, и женщины эти разные, ничего между ними общего. Одна — мать семейства, вторая — бизнес-леди. Третья — студентка-хиппи, четвертая, — модель… — я осеклась, не решившись добавить, что пятая — следователь прокуратуры. Но Сашка понял и сжал мою руку.
— Спокойно. Ты никуда не пропала, а здесь, со мной. Поняла? — он заглянул мне в глаза.
Я кивнула, но не удержалась:
— Саша, меня успокаивает мысль, что если я пропаду, ты-то молчать не будешь? Напиши заявление, а?