Джоанна, в свою очередь, тоже подсыпала соли на его раны.
— Ты силен. Ты в хорошей форме. Ты не полный кретин, можно даже сказать, почти умный. Но раззява. Единственно, за что хвалю тебя, так это за то, что ты не сдаешься. Я уже совсем собралась было объявить твою машину «взорванной», когда ты пошел на крайний шаг. Я восхищена твоей яростью, но это ярость азартного дурака. Когда-нибудь ты ПРОИГРАЕШЬ. Тебе не стать настоящим воином, так что лучше заранее приготовься к этому. Ладно. Я вижу по твоим глазам, что ты вот-вот взорвешься. Брось. Пошли лучше в постель. Ты выместишь на мне свою ярость, я на тебе свою.
— А ты-то с чего разъярилась? — буркнул Эйден. — Ты же была сегодня среди наблюдателей. (Вот уже несколько месяцев" как он обращался к Джоанне на «ты», когда они были вдвоем.)
— Птенчик! Моя ярость всегда со мной. Эйден последовал ее совету, и это помогло. Их совокупление напоминало жестокую схватку. Зато потом он обнаружил, что ярость ушла. Эйдену было хорошо и покойно.
Еще с тех времен, когда он сам был кадетом на Железной Твердыне, командир Тер Рошах начал вести дневник.
"Бывают моменты, — писал он, — когда безнадежная усталость охватывает тебя, а в мозг вползает серая и тоскливая скука. Именно тогда я начинаю думать, что старость — самое худшее, что может поджидать воина. То, что ты стар, но по-прежнему жив, с одной стороны, вызывает почтение, ибо служит самым убедительным доказательством твоего боевого мастерства и заставляет предполагать, что за твоими плечами немало выигранных сражений. С другой стороны, сам ты явственно видишь суетность всего. Твоя жизнь сведена к маленькому кусочку металла, что болтается на груди, — знаку, что твое время уже миновало. И единственное, чем ты можешь по-настоящему послужить своему Клану, — предложить себя в качестве пушечного мяса, если надо сломить оборону очередного врага, загнанного в угол.
Может быть, для меня это было бы лучшим выходом. Тем не менее я здесь, на Железной Твердыне. Что-то во мне противилось тому, чтобы просто так взять и расстаться с жизнью. Внутренняя гордость. Ведь не для того же я столь многое сделал, чтобы преуспеть? И преуспел, теперь я могу себя с этим поздравить. А последнюю службу Клану я еще сумею, как мне кажется, сослужить. Я могу быть полезен. У меня большой опыт, и я могу поделиться им с молодыми. Я могу научить их воевать и выживать. Даже это последнее пополнение. Я смотрю на них и удивляюсь: как можно быть такими? Впрочем, может быть, именно таким и я был когда-то? Мне трудно их судить. Ведь это всего лишь вторая моя группа. Подозреваю, что и та, первая, на данном этапе была точно такой же — желторотые неоперившиеся юнцы. Не помню.