Все как обычно. Со стены буравит взглядом какой-то индийский товарищ гуру, льется специально подобранный звук для сна, в углу призывно мерцает унитаз.
“Ничего интересного быть не может”,— успокаивал себя дядя Витя и переворачивался на другой бок. И все-таки это случилось…
Лопнула преграда, похожая на скорлупу. Так быстро, что боль сразу разлетелась. Дядя Витя пошевелился и понял, что стал из маленького большим. То есть, он понял, что существует сразу в двух видах, маленьком и большом.
Большой дядя Витя подтянул задние конечности, распрямил их… комната как будто смялась, а стена упала. Потолок и крыша остались где-то внизу, голова же окунулась в какое-то марево.
Маленький дядя Витя прошелся на цыпочках от своей кровати до двери. Массивная бронедверь поддалась его руке и покатилась. Смутившись, дядя Витя юркнул обратно в койку, как сурок в норку. Отстукало десять секунд, однако никакого шухера.
Крестьянин внушал себе, что лучше всего лежать и ждать, пока начальники разберутся с его невинностью и отпустят гулять. Извините, скажут, за причиненные хлопоты, обознались. Примите в знак признательности за проявленную гражданственность часы “командирские”. Дядя Витя же, незлобливо посмеиваясь, похлопает опростоволосившихся обидчиков по плечам: “Ничо, бывает. Кто не ошибается, тот, значит, не работает”.
Но потом пришла к дяде Вите (маленькому) и другая мысль. И осталась, засела, как гвоздь в доске. А если не проявят начальники чуткость и заботу? А если он для них — что-то вроде чушки?
Большой дядя Витя был возмущен. Турбореактивное сердце гнало по нему горящую кровь. Глотка дышала не хуже армейского огнемета, лапы гребли, как экскаваторы, воздух сминался под ударами крыльев с переменной геометрией.
А рядом, перед его широкофокусными глазами висел камень. Тяжелый, гладкий, как галька, но с гранями, как у брильянта. С просвечивающим рисунком. А в рисунке том, казалось, проглядывался человек. Почему человек? Ну точно, человек. На одних гранях — его мысли, на других чувства, на третьих — внешность и внутренность…
Просматривались и другие каменюки: разнокалиберные, летящие и катящиеся друг по другу. Потом большой дядя Витя заметил главную достопримечательность открывшейся картины. Там в глубине, за парадом камней, как бы на трибуне, маячила очень длинная штуковина, то ли спица, то ли башня, возможно даже высокий терем.
Когда большой дядя Витя привык к пейзажу, то разобрал, что камни прутся не куда попало, а вертятся, иногда с фортелями, вокруг этой спицы. Она — блестящая, а они тусклые, она живенькая, а они мертвые, она верховодит, а они слушаются. Башня производила впечатление заселенной, хотя никто не показывал личика в форточку.