Спросить было не у кого, потому что его жена Виктория с детьми отдыхала в Греции. Трещалов зажег свет во всех комнатах, сделал круг по гостиной, выдвинул ящики бюро и секретера, но вместо лекарств нашел там наборы серебряных вилок, чайные ложечки и перьевую ручку, которую потерял месяц назад. В третьем часу ночи Трещалов понял, что домашней аптечки в его квартире просто не существует. Сделав это открытие, он налил себе стакан коньяка, залпом осушил его и нырнул в постель. Но заснуть так и не смог. Только голова разболелась.
Утром Трещалов чувствовал себя больным и разбитым.
Он позвонил секретарю Маше, велел связаться с деловыми партнерами, принести глубокие извинения и отменить встречи, назначенные на первую половину дня, а также обед в «Метрополе» с фирмачом из Италии. Приняв душ, вытерся, высушил волосы феном и глянул в зеркало на свое отражение. После бессонной ночи выглядит он не так уж и плохо: худощавый, но представительный мужчина, темные волосы, на висках благородная седина. Правда, правая щека немного вздулась.
Выпив кофе, Трещалов оделся и, сев в кресло, тупо уставился в экран телевизора. Он дожидался телохранителя Васю Анохина, который по раз и навсегда заведенному расписанию поднимался в квартиру босса без четверти девять, чтобы проводить его вниз, к машине. Трещалов открыл деревянную коробку, решив, что до появления Анохина успеет выкурить утреннюю сигару, но тут зазвонил телефон.
— Да, милая, привет, — отозвался Трещалов, узнав голос Насти, своей юной любовницы.
— Коля, у меня опять неприятности в этой шарашкиной конторе, которая до сих пор называется «Мосфильмом».
— Давай позже об этом поговорим. Я плохо себя чувствую, не спал всю ночь. Зуб болит...
Трещалов приготовился услышать слова сочувствия или что-то похожее на это, но Настя пропустила жалобы любовника мимо ушей. Даже не дослушала.
— Представляешь, только что звонит мне этот Жора и говорит, что съемки перенесли еще на неделю. Они меня хотят доконать, сволочи. Я уже на пределе. Не могу больше ждать, это выше человеческих сил. Неужели ничего нельзя сделать?
— Не знаю, детка, — поморщился Трещалов. — Это настолько срочно, что не может терпеть?
— А как ты сам думаешь? Что он из себя разыгрывает самого крутого? Чтобы сняться в эпизоде длиною в одну минуту, я жду целую вечность. А Жоре все по барабану, проклятый гомик. Главное, звонит и таким наглым высокомерным тоном заявляет...
Трещалов терпеливо слушал Настю и думал, что вместо сердца у этой девчонки бобина с кинопленкой. Она не просила у любовника того, что просили у Трещалова другие бабы: норковую шубку или часики с дорогими камешками. Настя помешана на идее, что в ней погибает великая кинозвезда. Чтобы реализовать себя, ей не хватает самой малости: знакомств с режиссерами и одной-двух выигрышных ролей. Пусть маленьких. А дальше, мол, отбоя не будет от предложений.