Старый корабль дал крен, но все еще оставался на плаву. И это был еще большой вопрос, кто победит в этой схватке: хрупкая пластмасса или мореный дуб и кожа старинных переплетов.
Сотрудников Аналитического центра Блюмберга только в первые дни смущало несоответствие антуража мансарды и суперсовременной ее начинки.
Потом смущаться стало некогда.
А еще позже — незачем.
* * *
Их было двое.
Николо Вейнцель, один из самых талантливых молодых ученых Берлинского университета, 24 лет, похожий в своих очках и с космами плохо причесанных волос на студентов-отличников всего мира. И Макс Штирман, один из лучших аспирантов профессора Майнца из Гейдельбергского университета. Это был здоровенный розовощекий крепыш, в любое время суток жующий какую-то жвачку.
Сам Аарон Блюмберг не умел пользоваться компьютером даже на уровне самого зеленого юзера, но эти двое ребят были лучшими хакерами Германии или даже всего Старого Света.
Блюмберг почти год присматривался и едва ли не принюхивался к тому и другому, прежде чем сказал прямо:
— У меня есть деньги на две суперклассные машины — лучшие из всех, что существуют в мире. Больше ни на что у меня денег нет. Зато у меня есть голова, цену которой я знаю. У вас тоже нет денег, но есть головы, цены которым вы пока не знаете. А узнать можно только одним способом: попробовать. Это я и предлагаю вам — попробовать. Судьбы мира сегодня решает информация. У нас есть к ней доступ. И самое главное — я знаю, к какой именно информации этот доступ нам нужен.
Макс Штирман выдул из своей жвачки классный, просто для «Книги рекордов Гиннесса», пузырь и спросил:
— Мы можем подумать?
— А как же! — охотно отозвался Блюмберг. — Кто же такие решения принимает с бухты-барахты?! Думайте, ребята, думайте! У вас есть примерно по две с половиной минуты.
Пузырь на губах Макса от изумления лопнул.
— А если мы скажем: «нет»? — спросил он.
— Или попросим на раздумья сутки? — добавил Николо на своем берлинском диалекте.
Блюмберг посмотрел на свои часы.
— У вас осталось по две минуты. Или я услышу «да», или вы меня больше никогда не увидите. У вас в жизни будет много увлекательных предложений. Но вы всегда будете помнить о моем. Не хотелось бы вас шантажировать, но это не очень хорошая перспектива. Потому что в жизни что самое противное? Упущенные возможности.
* * *
Уже первые опыты показали, что Блюмберг не переоценивал свою голову. Как и головы своих компаньонов — а они действительно с самого первого дня стали не сотрудниками, а компаньонами. В отличие от консалтинговых фирм, которые, в сущности, торговали прогнозами, он сам вмешивался в дела или вел биржевую игру через третьих лиц. И не было случая, чтобы он оказался в проигрыше. У него был поразительный, крысиный нюх на запах рынка. У Николо и Макса иногда возникало ощущение, что шефу и не нужно просматривать материалы, собранные и подготовленные для него во время круглосуточных дежурств у компьютеров. Он просто кладет руку на папку, а потом извлекает из груды бумаг нужную — самую важную.