Мы молимся о том, чтобы твои нынешние личные и семейные передряги благополучно остались позади, и ты продолжила свое служение округу Эшби-де-ла-Зух.
Искренне твой,
с любовью
Тони
Я никогда-никогда не привыкну к виду агрессивно топорщащейся зубной щетки Ивана Брейтуэйта. Никогда, даже через миллион лет!
Лысая отцовская щетка все еще стоит на своем обычном месте — в кружке с изображением рыбки — вместе с пастой для курильщиков.
Рози никак не возьмет в толк, почему папа не избил Ивана и «не засунул этому мерзавцу тюбик в его ё… нос».
Пятница, 22 августа
Сегодня в нашу дверь постучалась репортерша Грейси Болл и попросила интервью у «Полин и Ивана». Я какое-то время потрепался с ней о писательском искусстве. Упомянул, что написал роман «На птице». Она сказала, что не прочь почитать его. А когда я расслабился, репортерша исподтишка проникла в дом и застукала маму с Иваном за кухонным столом, где и взяла их в оборот. Убеленные сединами похотливцы держали друг друга за руки и охотно признавались Грейси в своем грехе.
Суббота, 23 августа
Я набрался мужества, пробился через толпу репортеров и поехал на Вязовый проспект. У ворот дома Брейтуэйтов, выполненных в грубовато-деревенском стиле, топтались три курильщика. У одного из курильщиков (женского пола) болтался на шее фотоаппарат. Как только я вышел из машины, репортеры завопили:
— Адриан! Адриан!
Я проигнорировал их и двинулся по дорожке к входной двери. От меня не укрылось, что ставни и жалюзи наглухо закрыты. Я стукнул в дверь медным молоточком в виде головы льва. Отец крикнул из-за двери:
— Проваливай!
Я приподнял крышку почтового ящика и крикнул в ответ:
— Это я — Адриан!
После чего заскрежетали засовы и заскрипели замки. Дверь отворилась ровно настолько, чтобы впустить меня внутрь. Отец с Таней Брейтуэйт стояли в просторном холле, лица у них были весьма бледные.
— Проходи на кухню, — пригласила Таня. — Я сварю кофе.
Она вела себя так, словно никаких катаклизмов в последние дни и не произошло.
В кои-то веки я не мог найти слов. Да и что я мог сказать этим двоим? Еще неделю назад они считали себя благополучными семейными людьми; а теперь об их рогоносном статусе трубят всей нации. Мы сидели в кухне за огромным сосновым столом. Отец пододвинул к себе блюдце, полное окурков и пепла. Он закурил сигарету. Таня замахала перед лицом рукой.
— Я думал, в этом доме строго запрещено курить, — заметил я.
Таня вздохнула.
— Да, обычно так оно и есть… но в сложившихся обстоятельствах…
Голос ее затих.
— Что твоя мать в нем находит , Адриан? — спросил отец.