По улицам ходили священники с крестом в одной руке и шпагой — в другой; они спешили в те кварталы, где резня затихала, и пробуждали энтузиазм в убийцах.
— Дева и все святые смотрят на вас, мои друзья. Наша Госпожа с ликованием принимает жертвы, подносимые ей. Убивайте… и вы обретете вечную радость. Смерть еретикам!
Нагое и изуродованное тело Колиньи протащили по улицам. На величайшего человека своего времени не жалели оскорблений и грязной брани. Наконец останки адмирала поджарили на костре; толпа обступила огонь, люди кричали, как дикие звери, в которых они превратились; католики хохотали при виде обуглившейся плоти, шутили по поводу источаемого ею запаха.
В эту ночь ужаса мужчин и женщин убивали в их постелях; головы и конечности отделялись от тел и выбрасывались из окон. Не щадили даже детей.
Ламбон, личный чтец короля, самый фанатичный парижский католик своего времени, став свидетелем ужасной смерти Рамуса, скончался от испытанного потрясения.
«Я не могу передать тебе все происшедшее за эту ночь, — писал один католик другому. — Даже бумага прослезится, если я стану описывать на ней увиденное мною».
Несчастного короля охватило безумие. Он ощущал запах крови, видел ее потоки. Он стоял у окна в своих покоях, кричал убийцам, приказывал им совершать новые зверства.
Увидев мужчин и женщин, пытавшихся сесть в лодку, привязанную к причалу на Сене, он самолично выстрелил в них; промахнувшись, он испугался, что они уплывут, и в ярости вызвал стражников; Карл приказал им открыть огонь и захохотал, увидев, как лодка перевернулась, а кричащие жертвы скрылись под водой, смешанной с кровью.
Париж сошел с ума, утренний свет позволил увидеть с ужасающей ясностью кошмар истекшей ночи. На улицах высились горы трупов; стены были забрызганы кровью; везде стоял тошнотворный запах ночной бойни; злодеяния продолжались весь день; то, что было легко начать, оказалось невозможным остановить.
Король Наварры и принц Конде стояли перед королем Франции. Глаза Карла были налиты кровью, на его одежде виднелись клочья пены, руки монарха подрагивали.
Возле короля находились его мать, все приближенные с оружием и несколько стражников.
— Вы здесь, господа, — сказала Катрин, — ради вашей безопасности.
— Отныне во Франции должна быть одна религия, — закричал король. — Я желаю иметь в королевстве только одну веру. Месса… месса или смерть.
Он засмеялся:
— Вы имели удовольствие видеть, что происходит, да? Вы были на улицах. Там лежат горы трупов. Мужчин разрывали на части… женщин, детей… мальчиков и девочек. Все они были еретиками. Месса или смерть… смерть или месса. Вам, господа, повезло больше, чем вашим единоверцам, не имевшим права выбора, которое предоставляют вам.