Озорная леди (Холбрук) - страница 4

Мужчина пожал плечами:

— Это меня не касается. Все, что мне нужно, — это шкатулка.

— А если я ее вам не отдам? — В голосе Чентел прозвучал вызов.

— Ты об этом очень сильно пожалеешь.

— О, в этом я не сомневаюсь! — дерзко ответила девушка.

Незнакомец неожиданно сделал еще один шаг вперед и теперь стоял к Чентел вплотную, но на этот раз отступать ей была некуда. Чтобы посмотреть ему в лицо, бедняжке пришлось вытянуть шею.

— Боюсь, что не могу отдать вам шкатулку, — заявила она.

— То есть не хочешь отдать?

— Это одно и то же, — резко ответила Чентел. — У меня нет выбора.

Темные глаза пристально изучали ее; после небольшой, но мучительной для девушки паузы в них появился не сулящий ничего хорошего блеск, будто всплывший откуда-то из самой глубины его души, и он произнес, дерзко улыбаясь:

— Что ж, я предоставлю тебе целых три варианта. Ты можешь либо отдать мне шкатулку…

— Ни за что! — перебила Чентел.

— Если нет, то тебя ждет, — он медленно цедил слова, и на губах его играла все та же порочная улыбка, — смерть или изнасилование.

У Чентел перехватило дыхание: перед ней стоял безумец, от которого можно было ожидать чего угодно.

— Прошу прощения, я не расслышала.

— Я предоставляю тебе на выбор три разных варианта. Не говори потом, что я лишен душевной щедрости. Отдай мне шкатулку, иначе тебе придется расстаться если не с жизнью, то с честью.

Негодяй смеялся над ней: она видела, как блестели его глаза! Как и все рыжие, Чентел отличалась вспыльчивым нравом, и сейчас ее огненный темперамент дошел до точки кипения.

— Прекрасно, — произнесла она приторно-сладким тоном, — я выбираю смерть.

— Бог мой, что за глупый ответ. — Он вдруг перестал улыбаться. — Неужели ты на самом деле предпочтешь смерть бесчестью? Впрочем, я мог бы об этом догадаться. — Тут он презрительно хмыкнул. — Достаточно взглянуть на пуританский фасон твоей ночной рубашки.

Чентел покраснела от ярости. Вцепившись обеими руками в свою любимую ночную рубашку из тонкого муслина с романтическими рукавами, отделанными фламандским кружевом, которое она столько раз терпеливо чинила, она произнесла негодующим тоном:

— Послушайте-ка, сэр! Вы можете врываться ко мне и размахивать вашим пистолетом перед моим носом сколько вам угодно, но делать замечания по поводу того, как я одета, вы не имеете никакого права — это мое личное дело. Это уж слишком!

— Тысяча извинений, — в голосе незнакомца прозвучала ирония, — но неужели ты столь глупа и наивна, что предпочтешь смерть изнасилованию?

— Да, я выбрала бы смерть, — ответила Чентел. — Но я не настолько наивна, как вы полагаете. Потому что, если я не ошибаюсь, вы не тот человек, который пойдет на убийство, когда его возможно избежать, ведь это может закончиться для вас виселицей.