А вы-то каким боком попали?
– Сам не знаю. Ну, факт, что я там был…
Во мне вдруг заговорила совесть.
– Господи, помилуй, уж не я ли случайно вас подставила? Я сдуру призналась, что это вы тогда выключали мне сирену…
– Нет, нет, – поспешно успокоил меня Лукаш. – Меня там видели, то есть мою машину, я имею в виду население, кто-то даже запомнил мой номер. Но теперь я сам сдаю их на все стороны. Не люблю покушений на мою жизнь, такие у меня странные вкусы.
– А что? – заинтересовалась я. – На вас покушались?
Хладнокровно и без малейших колебаний он описал мне события, имевшие место полтора суток назад. Преступник… Мы сверили описание его внешности.
– Точно! Я его видела и даже знаю его фамилию.
Пустынко. Я так и знала, что в этих конских делах сидит какая-то исключительная сволочь…
– Насколько я знаю, не только в конских, – сухо заметил Лукаш. – Его должности во властных структурах вам ничего не говорят?
Я очень расстроилась, так как не была уверена, открыть ли ему всю правду. Как раз сейчас мне не известно почему не хотелось производить впечатление безнадежной идиотки. В одно мгновенье я осознала, что очень хотела бы, по крайней мере на минутку, ну, скажем, на несколько минут, быть умной и сообразительной, прекрасно ориентирующейся в нюансах нашей сложной действительности. И не путать Берута [11] с Джонсоном…
– Честно говоря, должности во власти как-то не очень до меня доходят, – сказала я наперекор самой себе. – Я их путаю. Разбираюсь только в некоторых, а Пустынко тоже где-то там, около. Кроме того, знаете ли, это нечто вроде Циранкевича [12], который пережил все изменения общественного строя, всех партийных секретарей, – камень, скала…
Лукаш внимательно на меня посмотрел.
– Не может быть, чтобы вы сумели упиться одной рюмкой коньяку! Что вы несете? При чем здесь Циранкевич?
– Как материал для сравнения. Пустынко опирается на такой же точно камень, разве что другого пола. Я это узнала случайно, потому и злюсь на него.
– А вы не могли бы объяснить это как-нибудь поподробней?
– Могу. Циранкевич – это вся отрасль. Начиная со скачек и разведения лошадей и кончая внешней торговлей. Огромный всемирный бизнес, мало известный простым людям, которые считают его гнездом разврата, а лошадь – устаревшим тягловым животным. Мы на этом потеряли миллиарды, в последние годы – из-за таких людей, как Пустынко, опирающихся на нерушимую скалу, покрепче, чем Циранкевич, а раньше – из-за разных партийных гнид, действовавших исподтишка. На той же самой основе…
– И кто же это, эта основа?
Я тяжело и мрачно вздохнула.