Дети росли, разделяя его уединенное существование, — только Конуэй, отправленный в Итон, а потом поступивший в пехотный полк, смог ускользнуть в большой мир. Ни Венеция, ни Обри не бывали нигде дальше Скарборо, и круг их знакомства ограничивался несколькими семействами, живущими неподалеку от поместья. Впрочем, они не роптали: Обри — потому что страшился пребывания среди посторонних, а Венеция — потому что это было не в ее натуре. Она только один раз была неутешна — когда ей, в ту пору семнадцатилетней, отец не позволил отправиться в Лондон к его сестре, чтобы быть представленной в обществе. Отцовское решение казалось слишком суровым и вызвало слезы на глазах. Но, подумав, Венеция пришла к выводу, что план был абсолютно непрактичным. Она не могла оставить больного восьмилетнего Обри на попечение няни, чьи преданные заботы довели бы его до сумасшедшего дома. Поэтому Венеция осушила слезы и смирилась. В конце концов, ее папа не так и неразумен — пусть он не пустил ее в Лондон, но не возражал, чтобы она посещала собрания в Йорке или даже в Хэрроугите, когда леди Денни или миссис Ярдли приглашали Венецию с собой, что они делали весьма часто — одна по доброте душевной, а вторая по настоянию сына. Не был сэр Франсис и скрягой — он никогда не подвергал сомнению расходы дочери по дому, выделил ей солидное содержание и, к ее удивлению, оставил после смерти хорошее обеспечение.
Произошло это три года тому назад, через месяц после славной победы при Ватерлоо. Неожиданный удар свел в могилу сэра Франсиса. Для детей смерть его стала потрясением, но отнюдь не горем.
— Фактически, — заметила Венеция, шокировав добрую леди Денни, — без него нам будет гораздо легче.
— Дорогая моя! — воскликнула леди, прибывшая в поместье прижать сирот к своей сентиментальной груди. — Очевидно, ты слишком взволнована.
— Вовсе нет, — смеясь, ответила Венеция. — Разве вы сами, мэм, не повторяли то и дело, что для отца его поведение совершенно неестественно!
— Но ведь он умер, Венеция!
— Да, мэм, но я сомневаюсь, что теперь он любит нас больше, чем когда был жив. Отец пальцем не пошевелил, чтобы завоевать нашу привязанность, и едва ли может ожидать, что мы будем горевать о нем.
Не найдя возражений, леди Денни всего лишь попросила Венецию не говорить таких вещей и осведомилась, что та намерена делать. Девушка ответила, что все зависит от Конуэя. Пока он не вернется домой, чтобы вступить в права наследника, ей придется продолжать жить по-старому.
— К тому же теперь я смогу принимать в доме наших друзей, а то ведь папа не позволял порог переступить никому, кроме Эдуарда Ярдли и доктора Бентуорта.