— Ну? — подбодрил ее Деймрел.
— Очень достойный! — выпалила Венеция и рассмеялась собственным словам.
— Но вы слишком хороши и для того, и для другого!
— Вовсе нет. Тут нет никакой тайны. Мой отец был затворником.
— Это звучит несколько non sequitur[11].
— Совсем наоборот — в этом все и дело.
— Господи, неужели он запирал не только себя, но и вас?
— Не то чтобы запирал, но я подозревала, что ему бы этого хотелось. Понимаете, он очень любил мою мать и, когда она умерла, впал в апатию и, как Генрих I[12], никогда больше не улыбался. Я не знаю, как это случилось — отец не упоминал о матери, а мне тогда было всего десять лет. Я едва помню, как она выглядела, кроме того, что она была хорошенькой и носила красивые платья. После ее смерти отец никуда не выходил, а я до семнадцати лет не обменялась ни единым словом ни с кем за пределами дома.
— Он был сумасшедшим?
— Нет, всего лишь эксцентричным, — ответила Венеция. — Никогда не видела, чтобы он заботился о чьих-нибудь интересах, кроме собственных, но это, очевидно, свойственно всем эксцентричным людям. Однако, когда я подросла, отец позволил леди Денни и миссис Ярдли брать меня на собрания в Йорк, а один раз разрешил мне провести неделю в Хэрроугите с моей тетей Хендред. Я надеялась, что он позволит мне поехать с ней в Лондон, чтобы она могла вывести меня в свет. Тетя предложила это, но отец отказал, и она не настаивала, так как, думаю, ей не очень хотелось взваливать на себя лишнюю обузу.
— Бедная Венеция!
Если она и заметила, что он назвал ее по имени, то виду не подала, а только сказала:
— Признаюсь, что тогда я очень огорчилась, но, в конце концов, едва ли смогла бы уехать, даже если бы разрешил папа, так как Обри был все еще прикован к постели и я не могла его оставить.
— Выходит, вы не были нигде дальше Хэрроугита! Неудивительно, что вы мечтаете о путешествиях. Как же вы вынесли такую нестерпимую тиранию?
— О, папа был неумолим только в этом вопросе. Во всем остальном я могла делать что хочу. Не думайте, что я была несчастлива. Иногда скучала, конечно, однако большую часть времени занималась домашними делами и заботилась об Обри.
— Но ведь ваш отец умер несколько лет назад, не так ли? Почему же вы остаетесь здесь? В силу привычки?
— Нет, в силу обстоятельств. Мой старший брат служит в штабе лорда Хилла, и, пока он не решит демобилизоваться, кто-то должен заботиться об Андершо. Да и Обри вряд ли согласился бы уехать, так как он тогда не смог бы продолжать занятия с мистером Эпперсеттом, а я не могла оставить его одного.
— Я охотно верю, что ему бы вас недоставало, но…