— Ты права. Сначала она напугала меня своей резкой манерой разговаривать. Но я всегда считала Августу хорошим человеком и не сомневалась, что у нее добрая душа.
Серена улыбнулась:
— Ни у кого из Бэррэсфордов нет того, что люди обычно называют душевностью. Уверена, что ты считаешь Ротерхэма бессердечным эгоистом, но я бы сказала, что у Айво неистовый характер. Конечно, он тяжелый человек. Я бы не стала искать у него сочувствия, но верю, что он добр.
— Возможно, когда вы были обручены, он и был таким, но…
— Нет, когда он вообразил, что влюблен в меня, он вовсе не был добр. Об этом не могло быть и речи, — со смехом прервала вдову Серена. — А вот сейчас, когда он выполняет обязанности моего опекуна, то стремится быть даже более добросердечным, чем мне хотелось бы.
— Что ты имеешь в виду? Ты ведь сама заподозрила, что завещание было составлено по его наущению.
— Да, когда была вне себя от ярости, — призналась Серена. — Конечно, вскоре я поняла, что не права. Боюсь, папа сделал ставку на это опекунство. Он так старался устроить наш брак, что сама мысль о разрыве была ему невыносима.
— Я знаю, вы были прекрасной парой, но неужели твоего отца это так волновало? Не похоже на него.
— Думаю, все-таки немножко волновало. Хотя дело в том, что папе просто нравился Ротерхэм, и он был убежден, что мы подходим друг другу, потому что Айво — честный человек. К тому же в нас обоих не было вздорности. Ты ведь знаешь, каким упрямым становился папа, если какая-нибудь идея застревала у него в голове. Он никак не мог понять, что Айво так же, как и я, был рад выпутаться из этой истории. Никогда не поверю, что они вдвоем придумали этот злосчастный план, чтобы Айво смог снова заполучить меня. Когда я поостыла, то поняла, конечно, что папа не допустил бы, чтобы у Ротерхэма появилась возможность отомстить мне.
— Отомстить?
Серена в задумчивости наморщила нос:
— Да, Ротерхэму несвойственно великодушие. И разумеется, я нанесла удар по его самолюбию когда расторгла помолвку. Поэтому, услышав папино завещание, я подумала… О, даже не знаю, что я подумала! Я была так зла, что вообще не могла ни о чем думать. Уже потом мне пришло в голову, что Айво не откажется от опекунства, ибо хочет наказать меня за ту старую выходку, используя полномочия, данные ему завещанием. Признаюсь, я решила, что он будет доволен, когда узнает, что мне пришлось продать лошадей. Однако я ошибалась! Он был раздосадован и пытался внушить мне, что сможет увеличить мое содержание. Но я еще раньше обсудила этот вопрос с Перроттом и узнала, что подобное невозможно, — и это разозлило Ротерхэма еще больше! Конечно, он давал бы мне больше денег и никогда не сказал бы, что платит из собственного кармана — ведь это может выглядеть неприлично! Но согласись — с его стороны это было очень великодушно.