– Хэтти! Ты же писала ему!
– Ну и что? Для меня он словно старший брат, которого у меня никогда не было.
– Хэтти, что за ерунда! Он – мой брат, а я никогда в своей жизни не писала ему!
Прежде чем Хенриэтта нашлась, что ответить, к ним присоединился стройный как тростинка молодой джентльмен, в котором лишь глупый не узнал бы «светского льва». От макушки напомаженной головы до подошв ослепительно начищенных высоких сапог достопочтимый Тимоти Аллертон был великолепен. Обычно он ничем не интересовался, кроме модных галстуков, теперь же выказал явные признаки озабоченности новостями, которые выложила ему сестра.
– Не собирается делать Хэтти предложение? – повторил он ошеломленно. – Как же так! Что же будет со всеми нами! Я не хочу сказать, что удивлен его решением, но все же он – глава семьи и должен заботиться о ней! Кроме того, – продолжал Тимоти, и дружелюбное выражение его лица померкло, – если он думает, что сможет заставить меня сделать кузине предложение, то он чертовски ошибается! Это не потому, что я плохо отношусь к тебе, Хэтти, – добавил он смягчившись, – ты мне нравишься, просто это уж слишком!
Если у виконта и были какие-то тайные сомнения относительно правдивости слов его матери, то они быстро рассеялись. Его кузина, которую совершенно никто не держал в изоляции, казалось, перезнакомилась со всеми достойными внимания холостяками городка и с великим множеством тех, кого не колеблясь можно назвать «охотниками за удачей». Хенриэтта была благосклонна ко всем этим джентльменам, кружила по городу в сопровождении заинтересованных пожилых матрон и в общем вела себя настолько фривольно, что ее обеспокоенная тетушка сказала, что и не подозревала о подобных чертах характера племянницы. Она вселяла надежды в десятки сердец, но единственным поклонником, к кому она проявляла хоть какое-то внимание, был сэр Мэтью Киркхэм. И казалось абсурдным (так уверяла Алана леди Аллертон), что девушка с таким хорошим вкусом, как Хэтти, хоть немного заинтересуется претенциозным повесой без гроша за душой, к тому же далеко не первой молодости, чье имя связывалось по меньшей мере с двумя неприятными скандалами.
Алан не возлагал особых надежд на благоразумие и хороший вкус своей кузины. Он редко выказывал в отношении кого-либо недовольство, но крайне протестовал против сэра Мэтью, предупредив Хенриэтту, чтобы она не давала тому никаких надежд: эти попытки в использовании Аланом своих прав кузена привели лишь к тому, что девушка тем же вечером в Оперном театре прикрепила к корсажу цветы сэра Мэтью.