«Эрик ждет внизу, — слегка растерянно уговаривал он себя, — а я здесь пытаюсь играть в гляделки с проклятой птицей!»
Он резко потряс головой и, отвернувшись от сороки, направился к открытой двери. Птица коротко вскрикнула.
— Ну и пошла ты к черту, — огрызнулся Том, спускаясь по лестнице.
Разумеется, это всего лишь игра его собственного воображения, но в следующем крике послышался вызов, словно сорока предупреждала, что чужак вторгся на ее территорию.
Том понятия не имел, что прервало его сон. Шум? Вряд ли. Он спал так крепко, что разбудить его мог разве что удар грома.
День выдался нелегкий. Сначала дорога из Лондона, прогулка через лес и экскурсия по коттеджу. Затем, позже, он помог Эрику выгрузить из джипа свой аппарат для физиотерапии и посидел со старым лесником, попивая мелкими глотками кофе, болтая о старых временах и слегка посмеиваясь над ними, пока солнце не начало клониться к закату.
Киндред с облегчением обнаружил, что лесник почти не изменился. Возможно, теперь только он и представлял неизменную величину в жизни Тома, столь кардинально изменившейся. Действительно, оглядываясь назад в прошлое, Киндред всегда вспоминал именно «старика» Эрика. Так что сейчас, в общем-то, можно было сказать, что лесник «дорос» до этого возраста. Седина полностью побелила буйную растительность на его голове, сменив седые клочья, запомнившиеся Тому. Бледно-голубые глаза стали более влажными, они щурились так сильно, что выглядели почти щелочками. Линии и бороздки на лице, особенно «гусиные лапки», бегущие от уголков глаз к большим торчащим ушам, углубились и скорее упрочились, чем приумножились. Нитеобразные прожилки на румяных щеках и крючковатом носе расширились, а тощие губы приобрели багровый оттенок и покрылись трещинками. Даже одежда Эрика выглядела по-прежнему: мешковатые коричневые вельветовые брюки, поддерживаемые широким кожаным ремнем, зеленый твидовый пиджак с заплатанными локтями поверх шерстяной клетчатой рубашки, коричневый вязаный галстук, который он напяливал ежедневно, и зеленые высокие сапоги — хотя каждый предмет одежды вряд ли мог служить столько лет, наверняка его заменяли на точную копию, которая, принимая во внимание специфику работы, столь же быстро изнашивалась. Много лет назад Эрик был женат, но его супруга умерла до рождения Тома. Итак, он был последним в длинном ряду брейкенских лесников, и не имел преемника ни мужского, ни женского пола, который мог бы продолжить традицию.
После его ухода Том съел одну из безвкусных упаковок «обеда-для-одного», разогрев ее в микроволновке, привезенной с собой, принял ванну — колени и плечи торчали над водой — и, наконец, с трудом стал карабкаться по скрипучим ступеням в спальню.