– Да, считаю. Сегодняшний день может решить многое.
Потом в комнату вошла тишина. Лайам невидящим взором смотрел на модель, дракончик – на человека. Некоторое время спустя Лайам почувствовал этот взгляд и с виноватой усмешкой помотал головой.
– О чем я думал? – вызывающе спросил он.
“Ни о чем. Твои мысли были размыты”
Ну и на что же это было похоже? В смысле – что из себя представляют размытые мысли? Как они тебе видятся?
Дракончик все продолжал сверлить его взглядом, и Лайаму сделалось не по себе. В конце концов мысль маленькой твари проступила в сознании человека.
“Как стая птиц, вспорхнувших с городской площади, таких перепуганных и перемешавшихся, что уследить за какой-то одной попросту невозможно. Это путаница”.
К своему удивлению, Лайам понял, что образ принадлежит ему самому. Когда-то в Торквее он любил подолгу наблюдать за птичьими стаями.
– Я просто грезил с открытыми глазами. Я во все ни в чем не путался.
“Но ты позволил своим мыслям разлететься в разные стороны. Ты часто так поступаешь, разрешая своему сознанию отдохнуть и не следуя ни за какой мыслью конкретно. Мастер Танаквиль никогда так не делал. Его мысли всегда шли одна за другой. За ними легко было следить”.
– Ну, тогда хорошо, что тебе не придется долго торчать у меня в голове. В ближайшие дни мы положим конец этой истории, и ты начнешь меня обучать. А теперь, если тебе от меня ничего больше не нужно, я ухожу.
Дракончик размашисто покачал головой.
– Отлично. Надеюсь, пока я буду отсутствовать, ты подумаешь над своим поведением и сделаешь из него надлежащие выводы.
Дракончик качать головой и уронил ее на передние лапы, словно пес, собравшийся отдохнуть.
– Хороший мальчик, – пробормотал Лайам.
Утро по сравнению с ночью было совсем студеным. Изо рта Лайама вырывались облачка пара, а резкий, пронзительный ветер с моря тут же рвал их в клочки. Даймонд не замерз, но капризничал, ему не нравился тесный сарайчик. Когда Лайам вывел его на берег, конь встряхнул гривой, фыркнул и принялся рыть копытом песок. Ветер тут же подхватил мелкую взвесь и швырнул Лайаму в лицо.
Лайам успокоил красавца, но как только они поднялись по узкой тропе на дорогу, пришпорил его. Копыта с грохотом ударили по промерзшей земле. Мимо проносились поля, подернутые инеем. Лайам затянул тесьму капюшона, чтобы не обморозить лицо.
Когда Лайам добрался до конюшни и сдал сердитого Даймонда конюху, щеки его горели, их покалывало, словно иголками Лайам поспешно зашагал к дому эдила. Ясное солнце и бледно голубое чистое небо напоминали о лете, но им недоставало тепла, и в тенях, отбрасываемых городскими домами, таился жгучий морозец.