Вскоре я обнаружил, что многих придворных знаю по газетным фото. Присутствовали здесь многие земные монархи, оказавшиеся в наше время не у дел и деликатно скрывающиеся под вторыми титулами – герцогов, графов… Говорят, Виллем нарочно подкармливает их при дворе: для пущей важности, а может, чтоб были на глазах и подальше от политики и прочих соблазнов. А по-моему, он тут обе эти причины учел. Полно было и некоронованных потомков благородных семейств всех национальностей – из них некоторым действительно приходилось «работать» пропитания ради.
Я невольно старался различить в толпе габсбургские губы и виндзорские носы.
Наконец Виллем отложил свиток. Музыка и разговоры разом стихли. В мертвой тишине он произнес:
– Весьма достойные люди. Мы подумаем.
– Благодарю вас, Ваше Величество!
– Мы все взвесим и известим тебя.
Наклонившись ко мне, он прошептал:
– Не вздумай пятиться по этим проклятым ступеням! Просто встань; я сейчас исчезну.
– О, спасибо, сэр, – прошептал я в ответ. Он поднялся – за ним и я вскочил – и удалился, подняв мантией небольшой вихрь. Оглянувшись, я заметил несколько изумленных взглядов, но вновь заиграла музыка, придворные занялись светскими беседами, а я смог потихоньку уйти.
На выходе меня подхватил Патил:
– Сюда пожалуйте, сэр.
Выпендреж кончился, началась настоящая аудиенция. Патил провел меня сквозь маленькую дверцу, по длинному, узкому коридору, к еще одной двери. За ней оказался самый обычный кабинет, разве что на стене висел щит с гербом Дома Оранских и бессмертным девизом: Я поддержу!. Посреди комнаты стоял громадный письменный стол, заваленный грудой бумаг. В центре его, под металлическим пресс-папье в виде детских башмачков, лежал оригинал списка, копия с которого была у меня в кармане. На стене в раме висел семейный портрет: покойная императрица с детьми. У другой стены – потертый диван и рядом – небольшой бар, несколько кресел и качалка возле стола. Все остальное вполне подошло бы к несуетно-деловой обстановке кабинета домашнего врача.
Патил меня покинул; дверь за ним захлопнулась. Я не успел даже решить, прилично ли сесть куда-нибудь, как в дверь напротив поспешно вошел император, бросив на ходу:
– Здравствуй, Джозеф. Погоди минуту, я сейчас.
Он скорым шагом пересек кабинет и скрылся за третьей дверью. Два лакея шли следом, принимая от него облачение, которое он сбрасывал на ходу. Вскоре император вернулся, застегивая по дороге манжеты:
– Тебе-то, небось, короткий путь достался, а я – кругом добирайся. Проклятая память – все забываю приказать архитектору прорубить сквозной ход. А то изволь всякий раз обойти почти весь дворец, да эти в коридоре постоянно трутся… И сбруя на мне, как на цирковой лошади…