С последними тактами гимна к трону подошел Виллем, принц Оранский, герцог Нассаусский, Великий Герцог Люксембургский, Кавалер Второй степени Священной Римской Империи, Генерал-адмирал Вооруженных сил Империи, Советник Гнезд Марса, Покровитель бедных и, Божьей милостью, король Нидерландов и Император Планет и межпланетного пространства.
Лица его я разглядеть не мог, но атмосфера церемонии вызвала во мне теплую волну доброжелательности. Я не был больше противником монархии.
Отзвучал гимн, король Виллем сел, кивнул в ответ на поклоны, и толпа придворных немного ожила. Патил пропал куда-то, а я, с Жезлом под мышкой, начал восхождение к трону, хромая даже при слабом лунном притяжении. Все это здорово напоминало путь к внутреннему Гнезду Кккаха, разве что здесь я ничего не боялся. Было немного жарко, да звенело в ушах. Вдогонку звучала мешанина из земных гимнов – от «Христианского короля» до «Марсельезы», «Звездно-полосатого стяга» и прочих. Поклон у первой ступеньки, поклон у второй, и последний, самый низкий, прежде, чем взойти к трону. Колен я не преклонил – это только дворянам положено, а простые смертные по отношению к своему суверену обладают несколько большим суверенитетом. Многие – в театре или на стерео, например, – этого не знают, потому Родж предварительно учинил мне настоящий экзамен.
– Ave, Imperator!
Будь я голландцем, сказал бы: «Rex», но я – американец. Мы обменялись загодя вызубренной школьной латынью – он осведомился, чего я хочу, я ответил, что, будучи призван им… И так далее. Затем он перешел на англо-американский с легким акцентом восточного побережья:
– Ты верно служил нашему отцу. Мы выражаем надежду, что и для нас ты будешь верным слугой. Ответь же.
– Воля императора – закон для меня, Ваше Величество.
– Приблизься.
Может, не стоило так спешить – ступени были высоки и круты, а нога действительно вела себя ужасно. Боль хоть и психосоматическая, но ничем не лучше настоящей. Я чуть было не загремел вниз, а Виллем вскочил с трона и поддержал меня за локоть. В зале загомонили. Император улыбнулся и, sotto voce, сказал:
– Ничего, старина, мы все это быстро провернем.
Он довел меня до табурета у самого трона и усадил немного раньше, чем сел сам; протянул руку за свитком, развернул его и сделал вид, что внимательно изучает чистый лист.
Зазвучала негромкая музыка, придворные начали изо всех сил наслаждаться обществом друг друга. Дамы хихикали, джентльмены отпускали галантности, мелькали веера… Никто не покидал своего места, но и не стоял столбом. Маленькие пажи, точь-в-точь херувимы Микеланджело, сновали по залу, разнося сладости. Один, став на колено, протянул поднос Виллему, тот, не отрывая глаз от свитка, взял с него конфету. Мальчик предложил поднос и мне, я тоже взял себе что-то, лихорадочно соображая, прилично ли это делать. «Что-то» оказалось изумительной шоколадкой без начинки, какие делают только в Голландии.