Он хрипел и задыхался от ярости, а мальчик бился в его руках и дико вопил на весь лес, пока бродяга не зажал ему ладонью рот и не скрутил назад руки.
Гайзулла, почти теряя сознание, подумал, что это не рука бродяги душит его, а железные руки хозяина горы, что это его глаза горят звериным огнем, а из-под верхней вздернутой губы, как клыки, торчат грязные зубы. Гайзулла хотел крикнуть, молить о пощаде – не губи меня, хозяин горы, я не знал, что это камень твой, он где-то упал здесь и валяется в траве, я не нарочно, я отдам его тебе, – но не мог выдавить ни одного слова. Потом он увидел у самого рта пахнущую потом и карамелью липкую руку и что есть силы вцепился в нее зубами.
– А-а-а! – вскрикнул Нигматулла, на мгновенье выпустил мальчика из рук, но не успел тот сделать и шага, как он сильным ударом сшиб его на землю.
– Отец!.. Отец! – обезумев от страха, закричал мальчик.
Он пополз, быстро перебирая руками, в густую I траву, но новый удар опрокинул его на спину, и ему показалось, что солнце ослепило его, а стоявшая рядом сосна рухнула на него и накрыла плотной темнотой…
– Что ты делаешь, бандюга? Нигматулла отпрянул в кусты, но, узнав голос своего товарища, пришел в себя.
– Ты же убил его, дурак! – зло выговаривал подскочивший бородач. – Чем помешал тебе этот мальчишка?
Нигматулла стоял бледный и дышал тяжело, как загнанная лошадь.
– Я сам не помню… – хрипло выдохнул он. – Этот звереныш обозвал меня вором!..
– Ты сам зверь – посмотри на себя!
– Ты лучше скажи, Кулсубай, где ты пропадал? – сурово оборвал Нигматулла.
Кулсубай присел на корточки перед мальчиком, стал вытирать подолом рубахи его окровавленное лицо, но в глубине леса послышались чьи-то голоса, хруст веток, и он выпрямился.
– Пойдем, а то нам несдобровать! – Нигматулла потянул его за рукав.
Кулсубай вздохнул и, не говоря больше ни слова, зашагал в лес следом за товарищем…
Они уже не видели, как выбежал на поляну Хайретдин и за ним еще двое мужиков. Едва старик увидел лежавшего в траве сына, как ноги его подкосились, он упал на колени и закричал в голос:
– Гайзулла! Боже мой!.. Сыночек!.. Да кто же это тебя?
Мальчик зашевелился и, не открывая глаз, испуганно забормотал, как во сне:
– Не убивай меня! Не убивай!.. Я отдал тебе все, хозяин горы!.. Не убивай!
Хайретдин заплакал, слезы брызнули из глаз, смочили бороду, падали на залитое кровью, распухшее лицо сына.
– О аллах! Чем прогневил я тебя? Чем прогневил тебя мой мальчик?..
Он причитал и раскачивался, как на молитве, горе его было безутешным. Два мужика, стоявшие рядом, подождали, когда он выплачет свои обиды, потом один из них, высокий, сутулый, опиравшийся на суковатую палку, сказал: