– Ничего, мне сегодня не жениться – могу погулять немытым!
– Вот ты говоришь – до смерти далеко, – возвращаясь к тому, о чем они говорили, вспомнил Кулсубай. – Мне всего тридцать пять стукнуло, а погляди – все лицо у меня в морщинах, как у старика!.. И душа вся в ранах – ни одного живого места нет!
Они снова развернули шкуру, мясо уже остыло, казалось еще более пресным и почерствевшим.
– Я без отца и матери остался, когда мне восемь лет было, – Кулсубай опять заговорил о том, что сегодня не давало, видно, ему покоя. – Отвели меня, сироту, к богачу… Был в нашей округе такой – изверг и кровопийца! С фонарем по белу свету будешь искать – не найдешь такого! Гонял меня с утра до ночи, когда мальчишкой был, а потом подрос, он вовсе за человека меня не считал…
– Чего же ты терпел? Взял бы и убежал! Не на привязи же он тебя держал!
Кулсубай ответил не сразу, вытер руки о траву, не торопясь закурил, и Нигматулла подумал было, что он уже забыл, о чем шел разговор, но товарищ словно очнулся, и в голосе его зазвучали укор и жалоба.
– В том-то и беда, что я был на привязи, покрепче всякой цепи!.. И пес с нее сорвется, если ему хозяин не по душе, а человек и подавно, но тут сам я себя привязал и шагу не мог ступить в сторону… Дочка у мироеда была – Машей звали! Вот из-за нее и терпел все…
– А она?
– Да и она ко мне душой повернулась, без меня жить не хотела!..
– Грех это!.. Она же русская, крещеная, а ты мусульманин, башкир…
– Пустые слова говоришь, Нигмат… Легче тебе жить оттого, что Хажисултан-бай и Галиахмет-бай мусульмане? Отломят они тебе кусок от своего богатства? Разевай рот шире!.. Последние портки с тебя сдерут и на мороз выгонят, корки хлеба пожалеют!.. Я тоже раньше так думал – грех, а потом один русский открыл мне глаза. Грех для тех, у кого ничего нет, а у кого все есть, – для тех никакого греха не было и никогда не будет… Это Михаил мне все разъяснил, тот русский…
Туман рассеялся, первые лучи солнца просачивались сквозь листву, в ветвях начинали посвистывать птицы.
– Агай, а как же с той русской? Отступился ты от нее?
– Из-за нее-то и вся моя жизнь сломалась… – Кулсубай вздохнул, привалился спиной к березе, полузакрыл глаза. – Иногда подумаю: да со мной ли все это было – и не верю… Отец ей побогаче жениха нашел, когда увидел, что дочь его на голодранца заглядывается… Сговорились мы с ней бежать, когда она с женихом кататься поедет. Остановил я жеребца, схватил за узду, повис и говорю по-хорошему – слазь, мол, барин, ты себе другую найдешь, а мне без Маши не жить!.. Ну он, известное дело, осерчал, заорал, что есть мочи– вон, басурманская морда! И по глазам меня, плеткой! Тут я не стерпел и башкой его об дерево, он и притих…