– Да я ничего, я же его не знаю… – про бормотал парень.
– Вот видишь, а я его знал, еще когда у кулака батрачил! Он же всю свою жизнь нам от дал, всегда людям добро делал, на каторге за бедняков побывал, за нашу правду рабочую!.. Вот ты не слышал, а он же нас сегодня предупреждал, что не надо спешить, еще, мол, время не настало для выступления… А мы его не по слушались, как заорет кто-то: Не слушайте русского, он богатых защищает! – так и пошло!.. Не зря в старину говорили: слушайся умного – худа не будет, если б послушались мы Михаила, ничего бы этого не было!..
– Но ведь он сам здесь был! – возразил голос.
– А что ж ему, дома, что ли, сидеть? Он всегда с бедняками, хоть в рай, хоть в ад, – где мы, там и он!..
Старатели долго еще говорили, и в шурфе уже стало совсем темно, когда Кулсубай сказал:
– Ну, ребята, там уж тихо, разошлись все… Выходи по одному!
По скользкой мокрой жерди подталкиваемый снизу Загит выбрался наверх и сбросил в шурф веревку. По веревке поднялись остальные старатели. Они сели на лежащее возле шурфа бревно, а Гайзулла и Загит побежали к своему бутару.
Вдруг Гайзулла остановился и хлопнул себя по лбу:
– Вот что, я тебя жду возле нашего желоба, а ты покамест мчись домой и принеси мне ту бумагу, что я тебе велел спрятать, понял? Сегодня ночью наклеим!
Загит молча повернулся и побежал в сторону поселка.
На небе уже ярко высыпали звезды, когда Загит подошел к своему дому. Неожиданно левое веко мальчика задергалось. «Ну, вот, дергает, теперь уж точно беда будет», – с досадой подумал мальчик.
И верно, едва он вошел в дом, как увидел, что отец, сидя у очага, рассматривает бумаги, которые Загит на прошлой неделе спрятал в подвале. «Пропал!» – мелькнуло в голове мальчика, колени его задрожали, по спине побежал неприятный холодок.
Хаким поднял голову, и свежевыбритая голова его заблестела. Он мотнул головой, отчего бородка его вздернулась кверху и тут же резко, будто кто-то потянул ее с силой вниз, опустилась.
– Кто пришел? – подслеповато щуря глаза, спросил он.
– Старший брат пришел, – тоненько пискнула сидевшая на полу Гамиля.
– Ну-ка, иди сюда поближе! – Брови Хакима сдвинулись, и губы вытянулись в ниточку. Мальчик покорно подошел к отцу, не зная, куда девать забегавшие по стенам глаза. – Где был?
Загит не успел ответить, как Хаким, еще выше задрав бородку и нахмурив брови, протянул сыну листовки:
– Твоих рук дело?
«Не зря левый глаз дергался, точная примета, – с тоской подумал Загит, опуская голову, – вот не везет сегодня, то солдаты, а теперь ещё и отец…»
– Что, язык проглотил? Говори, когда отец тебя спрашивает!