К полудню следующего дня мы вышли к первой тибетской деревне Касапулинг, состоявшей всего из шести домов. Место казалось полностью заброшенным. Когда мы стучали в двери, оттуда не раздавалось ни звука. Оказалось,.все сельчане сажали ячмень на окрестных полях. Присев на корточки, они методично и неторопливо клали в землю каждое зернышко. Мы смотрели на них, наверное, с тем же чувством, с которым Колумб глядел на первых встреченных им индейцев. Как они нас примут, как друзей или как врагов? В данный момент крестьяне просто не обращали на нас никакого внимания. Мы слышали только крики старухи, похожей на колдунью. Она кричала не на нас, а на стаи диких голубей, пытавшихся поживиться свежепосаженными зернышками. До самого вечера тибетцы даже не взглянули на нас. Поэтому мы разбили лагерь возле одной из хижин и, когда на закате дня сельчане стали возвращаться с полей, попытались поторговаться с ними. Мы предлагали им деньги за одну овцу или козу, но они полностью игнорировали наше предложение. Поскольку у Тибета нет пограничных застав, все население приучено враждебно относиться к чужакам, а те тибетцы, которые что-либо продают иностранцам, строго наказываются. Мы просто умирали с голоду, и нам ничего другого не оставалось, как припугнуть их. Мы угрожали, что заберем одно из их животных силой, если они не согласятся нам его продать, а поскольку никто из нас четверых не выглядел слабаком, этот метод в конце концов сработал. Было уже темно, когда за беспардонно высокую цену они наконец предложили нам очень старую козу. Мы понимали – нас надувают, но согласились, дабы избежать ссоры с местным населением.
Разделав козу прямо в сарае, мы еще до полуночи впились зубами в полусырое мясо.
Следующий день мы отдыхали и рассматривали хижины. Они были каменные, с плоскими крышами, на которых сушилось топливо для очага. Позже мы узнали: местные тибетцы очень отличаются от живущих внутри страны. Интенсивный караванный обмен с Индией в летний период испортил обитателей пограничья. Эти грязные темнокожие люди с бегающими глазками полностью утеряли то радушие, которым славится их нация. Казалось, они поселились здесь, в этой пустынной местности, только ради наживы, стремясь заработать побольше денег продажей продуктов караванщикам. Шесть хижин на границе, как я потом убедился, являлись единственной деревней, где отсутствовали монахи.
На следующее утро мы без сожаления покинули негостеприимное село. Мы хорошо отдохнули, и врожденное берлинское остроумие Коппа, которое в последние несколько дней переживало кризис, заставило нас снова смеяться. Мы пересекли крестьянские поля и спустились в долину. Взбираясь вверх по противоположному склону на следующее плато, мы, как никогда, ощущали тяжесть своих рюкзаков. Наша физическая усталость объяснялась разочарованием, испытанным нами от первой встречи с Тибетом. Ведь нам пришлось провести ночь прямо на земле, в мрачной яме, едва укрывавшей нас от ветра.