— Скажи, шаман, что это за «собаки смерти»?
— Собаки, на съедение которым обрекают, по обычаю страны, преступников и тех, кто оскорбил хана.
— Ваш хан женат?
— Как же, на своей двоюродной сестре, которой принадлежало полцарства. Поженившись, они соединили оба царства. Однако, довольно разговоров. Сейчас тебе принесут обед.
— Еще один вопрос. Скажи, друг Симбри, как я попал в эту комнату?
— Тебя перенесли сюда, когда ты спал. Разве ты не помнишь?
— Ничего не помню, — серьезно отвечал я. — А где мой товарищ и что с ним?
— Ему лучше. Жена хана, Афина, кормит его.
— Афина? — сказал я. — Это древнеегипетское имя означает «диск солнца». Тысячи лет тому назад жила женщина, которая носила это имя. Она была красавица.
— Разве моя племянница не хороша?
— Не знаю, — отвечал я, — я видел ее мельком.
Шаман ушел. Вошли слуги и принесли мне обед. Несколько позже пришла жена хана. Она замкнула дверь на ключ.
— Не бойся, — сказала она, заметив, что я испугался, — я не сделаю тебе ничего дурного. Скажи, кем тебе приходится Лео? Сыном? Впрочем, не может быть. Он так же мало похож на тебя, как свет на тьму.
— Он мой приемный сын, и я его люблю.
— Зачем вы пришли сюда? — спросила она.
— Мы ищем того, что пошлет нам судьба вот на той Огненной горе.
— Гибель найдете вы там, — сказала она, побледнев. — У подножия горы живут дикари. Но если вы даже спасетесь от них, за оскорбление святыни вас ждет смерть в вечном огне. На горе есть множество жрецов.
— Кто стоит во главе их? Жрица?
— Да, жрица. Я никогда не видела ее лица. Она так стара, что скрывает его под покрывалом.
— Она носит покрывало? — нетерпеливо спросил я, вспомнив другую, которая тоже «была так стара, что скрывала свое лицо под покрывалом». — Все равно мы пойдем к ней.
— Это запрещено законом, а я не хочу, чтобы кровь ваша была на мне. Я не пущу вас.
— Кто же из вас сильнее, ты или жрица?
— Я могу выставить шестьдесят тысяч воинов, у нее только ее жрецы да горцы-дикари. Я сильнее.
— Не все решает сила, — отвечал я. — Посещает ли жрица когда-нибудь Калун?
— Никогда. Между жрецами и моим народом заключен договор, по которому они не должны переступать реку. Точно также и ханы Калуна восходят на гору лишь для погребения своих близких, но безоружные и без войска.
— Кто же настоящий хозяин страны, хан Калуна или глава жрецов Гезея? — спросил я.
— В делах гражданских — хан Калуна, в вопросах совести — жрица Гезея, наш оракул и голос свыше.
— Ты жена хана, не так ли?
— Да, — покраснела она, — мой муж сумасшедший, и я его ненавижу.
— Я так и знал.
— Разве шаман Симбри сказал тебе? — внимательно взглянула она на меня. — Ты видел все. Лучше было бы, если бы я убила тебя! Что ты обо мне думаешь?