- Аптека, - провозгласил Тыниссон торжественно. - Четыре столетия.
- Что - четыре столетия?
- Аптеке. Стоит и работает.
- Четыреста лет? - Вабилову стало неуютно.
- Да. Почти, - с неохотой добавил Тыниссон.
Пришлось зайти. Конечно, капли РУВ в разных красивых флакончиках - стеклянных, хрустальных, даже золотых.
Вабилов поспешно вышел, Тыниссон едва успел купить пачку пастилок.
- Против курения. Курю я много, вредно, - он выбросил искуренную сигару, вернее, не выбросил, а аккуратно опустил в урну.
- Так вы же все равно курите.
- Пока жую пастилку, не курю, - резонно возразил Тыниссон. - И запах перебивается. Хотите? - он протянул пачечку. Вабилов отмахнулся.
Они покинули Старый Город - "Толстая Маргарита очень крепкая башня, очень", - и Вабилов бесцельно брел по новым кварталам, Тыниссон жевал пастилку, шпики с независимым видом фланировали в отдалении.
На набережной публика дышала воздухом - соленым, свежим, холодным. Запах моря разбавлялся кофейным, из крохотных павильончиков, доживающих последние дни этого сезона, вот-вот их закроют на зиму. А это - памятник "Русалке", нет, не сказочной, тот в Копенгагене, а русскому броненосцу, затонувшему в бурю много лет назад. Эстонцы чтут память погибших.
Тыниссон дожевал последнюю пастилку, и они снова пили кофе, теперь с тройным коньяком, но голова оставалась тоскливо ясной, настроение портилось, и приходилось стараться, нагонять на себя хмель, улыбаться и веселиться.
- А это что?
Над морем, над барком, красивом, из старинных книг, плыла серебристая чушка с чухренком внизу.
- "Полярная звезда". Сегодня отправилась в рейс.
- Куда?
- В Буэнос-Айрес. Через Мадрид и Даккар. Шесть - семь дней, в зависимости от состояния атмосферы.
Дирижабль поднимался выше и выше, оставляя внизу дрязги, суету, несвободу.
"Дон", "Магдалина", и вот теперь "Полярная Звезда".
Не увижу. Ни до старости, ни вообще.
Вабилов резко отвернулся.
- Холодно. Вернемся. Только другим путем.
- Хорошо, - согласно кивнул Тыниссон.
Но путь был прежний: вдоль набережной, мимо Толстой Маргариты, и лишь в Старом Городе Тыниссон начал путать след - в сторону, назад, вбок. Заячий скок, право.
Вабилов не возражал. Гуляю. Вместе с Тыниссоном, но Тыниссон не в счет. Сам стелюся, сам лягаю. Патриотизьм с мягким знаком.
Они вышли на людную - по Ревельским меркам - улицу. Витрины, витрины… От бриллиантов Картье до японской бумажной чепухи. И цены - в кронах и, скромно, в скобочках - в золотых российских империалах. Очень золотых. Купить? Дюжину подвесок? Лучше согреться.
Они зашли в очередное кафе, и на этот раз Вабилов решился на кофе без коньяка. Вышло довольно странно, но приятно. Старых запасов в организме еще хватает. Спирто-кофеиновая смесь, прием за пять минут до атаки. Подарок миру. Пользуйтесь.