Лернер огляделся в зеркале над умывальником. Посвежел: и блеск в глаза вернулся, и румянец на щеки.
Он вытерся казенным вафельным полотенцем, снял с вешалки пиджак (удачно, неделя, как из чистки), ловко продел руки в рукава, застегнулся. Широковат немного. Постройнела фигура за последние годы, исчезло брюшко, награда Женевы, напрочь исчезло. Рациональная диета категории три Б. Волос, правда, совсем не осталось, но нет и перхоти, не то, что у некоторых.
Выйдя из туалетной, он начал ходить по коридору, поглядывая на круглые стенные часы. Свои, верный "мозер", давно ушли в фонд "рот фронта". Взамен, правда, дали другие, в дешевом, но сияющем корпусе, но те сломались быстро и безнадежно, часовщик толковал что-то о "конусах, которые вместо камней", но починить не смог. Пустяки, утешала Надя, счастливые часов не наблюдают, а они были счастливы тогда, ожидая полную, всемирную победу со дня на день, и полное же, мировое признание.
Минутная стрелка дернулась, подскочив к девятке.
Срок.
Он прошел в приемную.
- Лев Давидович вас ждет, - секретарша улыбнулась, как своему, забыв, что выдерживала прежде часами. - Проходите, геноссе.
Кабинет вице-директора был едва ли не вдвое больше Русского зала. И стол - будь он мерилом ума хозяина, сидеть за ним гению, титану.
- А, Владимир Ильич! - голос вице-директора прохладен, недобр. - Хорошо, что нашли время зайти. Присаживайтесь, пожалуйста.
Лернер неловко, механически сел на указанное место. Что-то не так начинался разговор.
- Вам нравится ваша работа? Мне - нет. В последнее время особенно. Меньше и меньше. Ваши приемы, ваши методы, ваши аргументы устарели. Они годились, с оговорками, в начале века, розовый флер ожиданий, смутные планы, теоретические дискуссии. Но сейчас-то, сейчас! Не время витийствовать! Наш центральноевропейский союз воюет! Бьется! Со всех сторон окруженная врагами, страна напрягает последние силы. Противника не возьмешь наскоком, кавалерийской атакой, он могуч, только трус боится признать сей факт. Мы, Коминтерн, существуем отнюдь не для просветительства заблудших, мы не воскресная школа. Мы боремся, не пушками, не бомбами, а словом. Бороться не значит ругать и поносить врага. Ругать необходимо, но в меру. Мы должны искать во вражьем стане слабину, непрочное звено - недовольных, сомневающихся, сочувствующих нам, нашим идеям, искать и звать к себе, показывать перспективы свободы, воли. Если требуется - объяснять, если требуется - манить, прельщать, соблазнять. Не нужно бояться таких слов. Мы на войне, где хороши все средства, я подчеркиваю: все! А вы, Владимир Ильич! Вы берете на себя роль обличителя, старого бранчливого дядьки. По вашему, в России живут сплошь недоумки, лизоблюды, лакеи, перевертыши, прихлебатели - это ваши слова! - он потряс папкой. - Все идиоты.