Девочку не видно в траве и кустах, она тайный соглядатай и ждет, что сейчас услышит разговор о здоровье училки и, может, даже мальчик скажет: «Мама только что скончалась». Девочка в секунду воображения этих слов умирает сама. Так и сидит, закаменев и закрыв глаза.
Мальчик выходит с собакой, ее нужно смазать и дать лекарство. Мальчик садится на ступеньку. Собака кладет голову ему на колени.
— Как противно жить! — говорит он ей.
Собака смотрит ему в глаза, от ее головы тепло коленям — нет, не тепло — нежно. Мальчик думает, что это место, покрытое собакой, — единственное в нем, что радуется жизни. Все остальное жаждет смерти, исчезновения, небытия. И тут он слышит хруст. Или скрип. Он слышит движение за террасой. Кошка? Мышь? Или ворона свалила с крыши щепку, и та упала на землю, зацепившись за куст бузины. Он хочет посмотреть, но ему жалко собаку, что закрыла глаза и стала чуть прихрапывать у него на ногах. Но падает еще одна щепка или что там еще, и он встает и идет. Прижавшись к грязным доскам основания террасы, той ее части, что зимой стоит в снегу, а потом так и не отходит за лето от зеленоватой плесени, сидит Дина. Она прикладывает к губам палец.
Мальчик в ужасе. Мама в пяти шагах.
Дина обнимает его с такой силой, что он оказывается на корточках рядом с ней.
— Голубчик мой, что же делать? — шепчет Дина.
Сыро, тепло, пахнет мышами. Бузина смотрит маленькими красными глазками.
Собака пришла и вытянулась на земле. Дремлет.
Тихое счастье покоя жизни. Нет, жить все-таки прекрасно. Его рука держит Дину.
— Я хочу на вас жениться, — говорит он ей.
— Ты знаешь, сколько мне лет?
— Неважно, — говорит он. — Я хочу быть с вами всю оставшуюся жизнь.
— Мне тридцать два, — отвечает Дина. — Ровно в два раза больше, чем тебе. Тебе просто кажется, что именно я тебе нужна. Я просто сбила тебя с толку.
— Мне не кажется, — шепчет мальчик.
Оказывается, может получиться и так, сидя, вжавшись спиной в зеленоватый мох.
— Я не пойду больше в школу, — говорит он ей, укачивая ее на коленях, — я пойду работать. Ты моя жена. Я на тебе женился. Уже два раза.
— Боже мой, — шепчет она. — Я ведь приехала, чтоб повиниться перед твоей матерью, а тебе сказать, что меня не надо брать в расчет.
— То есть? — не понимает он. — Как это не брать?
— Вот именно, как? Если я все время думаю о тебе, ты сидишь в каждой клеточке моего тела… Ты во мне весь, целиком… И я хочу это безумие — быть твоей женой.
Это возникло в нем сразу, одномоментно: спокойствие, уверенность в правильности всего и сила. Видимо, это даже было заметно человеческому глазу, потому что Дина, посмотрев на мальчика, положила ему голову на грудь и сказала: «Вот я и дома». И собака пришла и лизнула его в щеку, а Дину ласково боднула носом.