— У тебя нет денег? Я привезла немного.
Он замотал головой, как мальчик. Как муж, он должен добывать деньги сам. Но Дина засмеялась.
— Она ведь забрала у тебя все. Я так поняла. Но ее же надо кормить. И собаку тоже. У меня немного. Восемьдесят рублей. Отец приедет завтра?
— Да, — сказал он. — Возможно, мы вернемся в Москву. Ей нужны врачи.
— Они ей посоветуют воздух. И это будет правильно. Звони мне с почты. Я буду приезжать тайком.
Он почувствовал умирание. Он не сможет без нее.
— Сможешь! — сказала она. — Нам надо это пережить, нам надо, чтоб она встала на ноги.
Ее растормошил от смерти шелест и шепот. Что-то хрустнуло, треснуло. Девочка через грязь травы подползла к забору и увидела «это». Ей не пришло в голову, что там, в переплетенье тел, мог быть мальчик. Она думала, что это его отец оказался дома и теперь пользуется «бессознанием» жены. И ей до слез стало жалко мальчика. И еще она испугалась, что и он может увидеть это скотство. Ей захотелось иметь в руках винчестер, бластер, ей захотелось вжарить в угол соединения мужских и женских ног, и чтоб пуля вылетала из их задниц. Ей было жалко лежащую учительницу. Интересно, если она еще думает, то о чем? Муж вышел, чтоб принести ей воды и исчез. Может, она зовет его слабым голосом. А где сын? Вот он как раз сидит рядом с матерью, держит ее за руку, но потом ведь встанет и пойдет за отцом и найдет их под стенкой веранды, увидит и умрет от стыда и ужаса. Девочка открыла на время умершие глаза и теперь смотрела в черный оконный прямоугольник дачи мальчика. Не слышалось шагов мужчины, его дыхания. Хотя мужчины живут так громко. И тогда девочка решила, что отец ушел вместе с этой.
Дина скрылась за дачей, чтоб не оказаться возле окон. Она, как девчонка, убегала детской тропинкой, что вела кратчайшим путем к электричке. Миг — и ее уже не видно. Было? Не было?
На крылечко в дом входил уже не мальчик. И мама не признала его шагов. Она закричала:
— Кто там идет? Кто?
— Это я, — ответил мальчик.
Мама смотрела на него недоуменно.
— Ты случайно не выпил? — спросила она.
— А у нас есть что? — ответил он.
Мама не знает, что сказать этому неизвестному, стоящему в дверях. Инстинктивно она одной рукой стягивает на коленях концы халата, а другой — прихватывает его у шеи. Ей мучительно неловко, что он видел ее голой. Странно, но он думает об этом же. О ее увядшем теле со следами сокрушительного разрушения. Он хочет понять: это правило или исключение? Ему надо это понять, чтоб сохранить Дину. Отец никогда не жалел маму. Любил ли он ее? Странно, он этого не знает тоже. Он не видел их поцелуев, их нежности, он только слышал ночные звуки и всхлипывания-всхрапывания, от которых хотелось бежать, бежать и бежать…