— Он бредит? — нервно сказала графиня. — Что же он говорит?
— Не могу всего понять, потому что он, обыкновенно, бредит по-французски, но вот что мне удалось разобрать. Он хочет увезти от вас Ванду… Это чудовище обожает свою дочь.
— Несчастная девушка!.. Отдать ее этому негодяю!.. Ужасно, ужасно!
— Сударыня, я мать Ванды и люблю ее более всего на свете… Я знаю, что за мной следят, что смерть, может быть, угрожает мне, но я пришла сюда умолять вас не покидать дочь мою, на которую я передаю вам все свои права.
Она подала графине довольной большой сверток бумаг.
— Вот метрическое свидетельство Ванды и прочие бумаги, необходимые для утверждения ее прав по французскому законодательству. Тут же и завещание мое, в котором я рассказываю мою печальную повесть и по которому Ванда должна получить состояние, лично принадлежащее мне. Кроме того, вы найдете другие документы… Трудно было добыть все это, но теперь, слава Богу, они в ваших руках; знайте, что если Майор вздумает мстить вам, вы теперь легко можете погубить его.
— Я с благодарностью принимаю эти бумаги, но, скажите, что вы сами намерены теперь делать?
— Я погибла… Майор давно меня подозревает, шпионы окружают меня, и когда он узнает, что я здесь была, он убьет меня.
— Полноте… В Париже нельзя так легко убить, как в саванне.
— Майору все можно… Клянитесь, что вы не оставите мою дочь! — прибавила она, с мольбою скрестив руки.
— Клянусь вам! Наша Ванда имеет теперь двух матерей.
— Да, из которых одна, верно, недолго проживет.
— Бросьте эти мрачные мысли! — утешала ее графиня. — Хотите ее видеть? — прибавила она, улыбаясь.
— О!..
— Сейчас! — сказала графиня, позвонив.
— Скажите барышне, — приказала она вошедшему лакею, — что я прошу ее в гостиную.
Через несколько минут вбежала счастливая и веселая Ванда, и не, замечая постороннего лица, бросилась на шею графине.
— Тише, тише, — с улыбкой остановила ее графиня, — вы не видите разве, что я не одна?
Ванда слегка сконфузилась, но, оправившись тотчас, непринужденно подошла к донне Люс.
— Извините, сударыня, — сказала она, — я думала, что матушка моя одна… Вы сами знаете, какое счастье целовать свою мать.
Донна Люс поклонилась ей, еле удерживая слезы.
Графиня поторопилась прийти ей на помощь.
— Милая Ванда, — сказала она, — я оставила свой флакон или в спальне, или в будуаре… Поищи его, пожалуйста… Я сейчас вернусь туда.
Ванда уже уходила, но вдруг остановилась и повернувшись к донне Люс, сказала по-испански:
— Сударыня, я не имею удовольствия вас знать, но какая-то невольная симпатия притягивает меня к вам. Позвольте мне вас поцеловать. Согласие ваше будет, как бы прощением за мою невольную невежливость.