— Посылочные деньги? — Калли улыбнулся.
— Пошли же. Чашка кофе и холодный душ вернут тебя на эту грешную землю.
— Ты пытаешься оживить павшего коня. У меня больше нет сил. Мне сорок два, я бывший зэк, и все лучшие годы моей жизни миновали.
— Возьми себя в руки, Калли. Ты слишком много к многим должен; тебе лишь надо оставить все плохое позади и начать жизнь заново. И ты должен понять разницу между характером и репутацией. Репутация основывается на чужих мнениях, зачастую ошибочных. Она не зависит от нашей собственной воли. Но вот характер — совершенно другое, мы можем сознательно совершенствовать его всю свою жизнь. А у тебя твердый характер, к тому же открытый и честный. И ты доказал это, когда отправился в тюрьму за своих так называемых друзей. И я верю в тебя, а я мало в кого верю.
Калли повернулся к ней лицом.
— Ты хороший человек, Хаузер. Ты знаешь это?
— Ты говоришь так, потому что пьян.
— Ничего подобного. — Соскользнув с табурета, Калли встал на слегка покачивающиеся ноги. — Ну, может быть, чуть-чуть.
Хаузер обняла его одной рукой за талию, он оперся о ее плечо, и они вместе вышли из бара на улицу. Прохладный октябрьский воздух освежил Калли. К тому времени, когда, пройдя небольшой квартал, они достигли «Саттон хауса», многоквартирного дома, хмель почти выветрился, осталось лишь легкое головокружение. Машина Хаузер стояла на Пятьдесят второй стрит, как раз перед входом. Хаузер вытащила из багажника дорожную сумку Калли, и они поднялись на лифте на пятый этаж.
* * *
Хаузер вошла в ванную, чтобы взять щетку для волос. Остановившись, она вдруг увидела через запотевшую стеклянную перегородку душа обнаженного Калли, который круговыми движениями старательно намыливал тело. И тут она сделала то, чего никак от себя не ожидала: сбросила одежду, вошла в душ и закрыла за собой дверь. Подставив лицо под струю льющейся сверху воды, он споласкивал намыленные волосы, когда она вдруг обхватила его руками за талию. Он обернулся к ней, они стояли рядом, совсем близко друг к другу.
Оба молчали. Растерянный, не зная, что делать, Калли сперва опустил было руки, но затем обнял ее, соединив пальцы на спине, крепко прижал к себе.
Хаузер подняла глаза и заглянула в его темно-голубые глаза, полные глубокой печали. Эти глаза всегда неудержимо притягивали ее.
— Все хорошо, Калли. Я уверена, все хорошо.
Он ничего не ответил, только смотрел на нее, на ее блестящую от воды кожу. Прошло больше года с тех пор, как он в последний раз вот так держал женщину в своих объятиях. За всю свою семейную жизнь он никогда не изменял Джэнет, неукоснительно придерживаясь правила: смотри, но не притрагивайся. Бывало, конечно, что его одолевало искушение нарушить это правило, но он сохранил верность жене. Никогда и ни в чем ее не обманывал. Да в этом и не было необходимости: в ней воплощалось все, что он любил, чего хотел. Но Джэнет уже нет, и его неизъяснимо влечет к женщине, чья голова покоится у него на груди. Он хочет ее сильно, очень сильно, а может быть, ему просто нужен кто-то, кто воскресит его к жизни, казалось, навсегда загубленной. Ему нужно тепло и утешение, нужно, чтобы его тоже захотели и отдались ему.