Хаузер остановилась на противоположной стороне улицы и проследила взглядом, как мотоциклист свернул с Университи-авеню в узкую, длиной в несколько сот ярдов, Элливуд-стрит, где помещалось множество магазинов и кафе. «Харлей» проехал всего в нескольких футах от нее, и тогда она вспомнила, где видела этого человека. И кто он.
Майкл Калли, сотрудник ЦРУ, обвиненный в неуважении к Конгрессу и приговоренный к четырем годам заключения в федеральной тюрьме примерно в это же время, в прошлом году. Как судебный репортер, она освещала этот процесс. И хорошо помнила свою реакцию на приговор суда. Он был продан с потрохами своими дружками из Управления. Она напрягла память и вспомнила, что в «Пост» было сообщение о самоубийстве его жены.
Глядя, как он проезжает по узкой улице, Хаузер почувствовала, что в ней взыграл ее репортерский инстинкт. Ведь его приговорили к четырем годам тюрьмы. Почему же выпустили? Сократили срок с отбытием наказания условно? Нет, федеральные власти отменили эту практику. Он должен был отсидеть по крайней мере три года. Может, стоит этим заняться? Встреча с агентом ФБР из группы расследования состоится не раньше трех. Может, есть смысл поговорить с Калли? Во всяком случае, это ничему не повредит.
Она увидела, как мотоциклист затормозил и свернул в подземный гараж в середине Элливуд-стрит. Она ускорила шаг и подошла как раз тот момент, когда он вышел из гаража и направился в глубь тупика.
— Майк Калли, — окликнула она его, всего в нескольких шагах позади.
Калли остановился и обернулся; на какой-то миг суровый, вызывающий взгляд его темно-голубых глаз заставил ее смутиться.
— Кто вы такая?
— Джули Хаузер, — ответила она, протягивая руку.
Поколебавшись, Калли пожал ее. Он еще находился под легким воздействием ящика пива «куре» и пяти бутылок «Джек Дэниэлс», которыми пытался разогнать свою тоску накануне вечером, сидя в номере мотеля.
— Что вам нужно?
— Я освещала ваш процесс в прошлом году.
— Вы репортер?
— Да. «Вашингтон пост».
— Я уже для вас не сенсация, мадам.
Хаузер не привыкла, чтобы мужчины проявляли безразличие к ее несомненным чарам, но глаза Калли смотрели сурово и жестко. Не было даже намека на желание мысленно раздеть ее. Она улыбнулась своей самой обворожительной улыбкой.
— Я рада, что вы на свободе.
— В самом деле?
— Да. Я считаю, что с вами обошлись несправедливо.
— Что поделать, мы живем в несовершенном мире.
— Как вам удалось освободиться так быстро? — Едва задав этот вопрос, она поняла его неуместность; его глаза сузились, он весь насторожился.
— Я же сказал, я для вас не сенсация.