Я знаю, он хочет что-нибудь послушать. Включаю радио, нахожу хард-роковую станцию.
— Это хочешь? — Я улыбаюсь, прибавляю громкость.
— Например. — Он глядит в окно. — Конечно.
Мне такая музыка вовсе не нравится, и приходится себя одернуть и выпить еще водки, чтобы не включить Сондхайма. Как выясняется, водка не помогает.
— Это кто? — Я киваю на радио.
— Э… по-моему, «Дево»[21], — отвечает Тим.
— Кто? — Я расслышал.
— Группа называется «Дево».
— «Дево»?
— Ага.
— «Дево».
— Точно. — Он смотрит на меня, будто на идиота какого.
— О'кей. — Я откидываюсь назад. — Хотел проверить.
«Дево» умолкают. Следующая песня раздражает еще больше.
— А это кто?
Тим смотрит на меня, надевает темные очки.
— «Пропавшие без вести».[22]
— «Пропавшие без вести»?
— Ага. — Он хихикает.
Я киваю и опускаю темное стекло.
Тим отхлебывает, ставит бокал на колени.
— Ты вчера в Сенчури-Сити был? — спрашиваю я.
— Нет, не был, — невозмутимо говорит он. Ноль эмоций.
— А-а. — Я допиваю.
«Пропавшие без вести» наконец допели. Возникает ди-джей, балагурит, гундит про бесплатные билеты на предновогодний концерт в Анахайме.
— Ты ракетку взял? — спрашиваю я. Конечно, взял — я видел, как Чак положил ее в багажник.
— Ага. Ракетку взял. — Тим подносит бокал к губам и притворяется, что пьет.
В самолете, в первом классе — я у прохода, Тим у окна, — я слегка расслабляюсь. Пью шампанское, у Тима — стакан апельсинового сока. Тим включает плеер, читает купленный в аэропорту «Джи-Кью». Я принимаюсь за «Гавайи» Джеймса Миченера[23] — я их всякий раз беру с собой на Мауна-Кеа, а в наушниках у меня «Гавайское попурри», мы летим к островам, и я слушаю, как Дон Хо[24] снова, снова и снова поет «Пузырьки».
После обеда прошу у стюардессы колоду карт, мы с Тимом четырежды играем в «джин», и все четыре раза я выигрываю. Тим пялится в окно, пока не начинается фильм. Потом смотрит фильм, а я читаю «Гавайи», пью ром с колой, а после кино Тим листает «Джи-Кью» и смотрит в иллюминатор на бесконечное море внизу. Слегка захмелев, я иду наверх, брожу по салону, принимаю валиум, возвращаюсь перед посадкой в Хило, и когда мы приземляемся, Тим так стискивает «Джи-Кью», что тот навсегда сворачивается в трубочку, и самолет подкатывает к выходу.
В аэропорту миловидная, сладенькая гавайская девушка нацепляет нам на шеи гирлянды, шофер встречает у ворот, забирает багаж, мы садимся в лимузин, почти не разговариваем, почти друг на друга не смотрим, а когда едем вдоль берега сквозь влажный вечер, Тим крутит радио и находит лишь местную станцию в Хило, где играют старые песни шестидесятых. Я смотрю на Тима, Мэри Уэллс