– Должно быть, это имя происходит от Койа – так звали супругу Инки. Похоже это все на владычицу Египта Клеопатру, которая была равно искусна и в рукопашной схватке, и на ложе страсти.
– Еще он говорит, – с оттенком недоверия продолжал переводить Лимпиас, – что в стране их неимоверное количество золота, и все амазонки на золоте едят, в золото одеваются, а в городе, где живет их царица, стоят пять храмов, посвященных солнцу, где хранят они своих золотых идолов. Храмы же эти до половины своей высоты отделаны серебром, а крыши их разукрашены разноцветными перьями.
– Ах, чертовки! – не выдержал Санчо Брисеньо.
– Еще он говорит, что ходят они в одежде, сотканной из шерсти овец… Ну, тут он путает – наверно, речь идет о верблюдах.
– Это указывает на то, что в их краю бывают холода, а сами они до тонкостей постигли ремесла, – сказал падре Тудела.
– …и что золото на их языке называется «пако», а серебро – «койа», и они взимают ежегодную дань с его племени самыми красивыми девушками и перьями попугаев ара. И что с заходом солнца они не позволяют чужестранцам оставаться в городе. А с наступлением темноты становится так холодно, что разводят костры.
– Слышали? Выходит, я прав! – наставительно сказал капеллан. – Надо подняться тысячи на три футов, чтобы отыскать место, где в этих широтах бывает холодно. Идти следует на запад… Все свидетельствует о том, что люди, которых мы вознамерились покорить и обобрать, – могущественны. Не разумней ли, дон Филипп, отказаться от этой затеи?
Гуттен устремил на священника суровый взгляд, и впервые за все это время в словах его прозвучал упрек:
– Нет, падре! Теперь, послушав истории о столь необыкновенных женщинах, меньше, чем когда-либо, я собираюсь отступать.
– Да ведь все это выдумки дикаря! – раздраженно заговорил тот. – Неужели вы поверили, будто женщины, которые даже в монастыре не могут ужиться друг с другом, способны договориться между собой и основать могучую державу? Ими правит женщина – пусть так, это не первый и не последний случай в истории народов. Можно было бы поверить и в то, что женщины наравне и рядом со своими мужьями участвуют в битве. Но женское царство – басня! Истиной – к тому же истиной, внушающей ужас, – представляется мне вот что: действительно, где-то обитает некое племя – я готов допустить даже, что правит им женщина, – которое подчинило себе другие племена на тысячу миль вокруг. С ним не совладают и сорок Геркулесов, что уж говорить о сорока полумертвых от голода, изможденных и измученных кастильцах! Надо возвращаться, дон Филипп! Вернемся, пока не поздно!