– Янычар! Как же! Прекрасно помню его! Где он обретается ныне?
– В Эль-Токуйо. Он теперь в большом фаворе у Карвахаля, из-за того что жестоко враждовал с Федерманом.
– Чем, кстати, кончилась его история?
– Ах да! Не успел он прибыть в Испанию, как первым делом обвинил Вельзеров и Спиру в том, что они утаивают от казны часть доходов. Но Вельзеры ему так это не спустили: он сел в тюрьму, где в 1542 году и умер.
– Бедняга! – прошептал Филипп, на которого при этом известии нахлынули воспоминания.
– Это еще не все. В смертный свой час он публично покаялся, что возвел напраслину на своих хозяев… Ну, вот и Кибор. Здесь мы заночуем.
– Что ж…– рассеянно отвечал Филипп, с трудом отвлекаясь от горьких мыслей, порожденных известием о смерти Федермана.
– Переночуем, а на рассвете двинемся дальше и, если ничто нас не задержит, к вечеру доберемся до Эль-Токуйо.
– Прекрасно, – сказал Филипп, размышляя тем временем, как бы ему отсрочить выезд. Связка чеснока, свисавшая с вьючного седла, привлекла его внимание. Он вспомнил слова Диего де Монтеса: если засунуть дольку чесноку в задний проход, начинается такой сильный жар, будто человек при смерти…
Разбив лагерь, солдаты разбрелись по округе в поисках дичи и маиса и вскоре принесли шестерых каких-то зверьков, нежное мясо которых отдаленно напоминало кроличье, и целый мешок яиц игуаны.
– Попробуйте, – сказал Вильегас, – и скажите, пришлись ли они вам по вкусу.
В наступившей тьме вспыхнули костры. Солдаты свежевали и потрошили свою добычу.
– Угощение будет на славу, – пообещал Вильегас.
– Что-то мне неможется, – сказал Филипп. – Кажется, у меня жар.
Вильегас пощупал его лоб.
– Вы и вправду горите. Уж не та ли это лихорадка, что свела в могилу сеньора Спиру?!
– Боже избави… Так или иначе, дня четыре придется лежать пластом.
– Вот беда-то… Завтра нам надлежало во что бы то ни стало явиться к губернатору… Вот некстати вы расхворались, дон Филипп! Поглядите-ка, какие хорошенькие индеаночки идут к нам, словно на богомолье. И вправду, десятка два обнаженных девушек пугливо, каждую минуту готовясь броситься наутек, взирали на них.
– Ох и потаскушки же они! – засмеялся какой-то солдат. – А поглядеть на них – подумаешь, что нищенки пришли за объедками. Им не объедки, им совсем другое нужно, они за тем только и собираются к нашим бивакам, уж так мы им нравимся! Эй, красотки, – завопил он, – не робейте, подходите, получите все, чего желаете, и вдобавок такое, о чем и не мечтали!
Сквозь застилавшую глаза пелену лихорадки Филипп посмотрел на индеанок: все они были молоды и хороши собой.