— Даже и тогда нет?.. — повторила Сабина глухим голосом. Затем она встрепенулась и спросила тоном страстной просьбы: — Даже и тогда, когда я с мольбою подниму к тебе руки и крикну тебе в лицо: ты и судьба отказываете мне в благословении, в счастье, в прекраснейшей цели жизни женщины, а я хочу и должна достигнуть этого! Я должна и хочу, чтобы меня когда-нибудь, хоть только на короткое время, называли милые уста тем именем, которое последнюю нищую с грудным младенцем на руках ставит выше императрицы, никогда не стоявшей у колыбели собственного ребенка. Я должна и хочу перед своей кончиной быть и называться матерью и иметь возможность говорить: мое дитя, мой сын, наше дитя!..
При этом Сабина громко зарыдала и порывисто закрыла лицо руками.
Император отступил на шаг от своей супруги.
Здесь перед ним совершилось чудо: Сабина, в глазах которой он еще никогда не видел слез, плакала, у Сабины было сердце, как у других женщин!
Изумленный, пораженный, глубоко тронутый, он смотрел, как она, потрясенная искренним душевным волнением, отвернулась от него, бросилась перед ложем, с которого недавно встала, на колени и спрятала лицо в подушки.
Адриан стоял неподвижно, наконец он подошел к ней ближе и сказал:
— Встань, Сабина, твое требование справедливо. Ты будешь иметь сына, по которому тоскует твоя душа.
Императрица поднялась, и благодарный взгляд ее подернутых слезами глаз встретился с его взглядом.
Сабина могла и улыбаться, она могла даже быть красивой. Нужен был один подобный час в целой жизни для того, чтобы показать это Адриану.
Он пододвинул стул и сел возле нее. Несколько времени он молча держал ее руку в своей. Затем выпустил ее и сказал ласковым тоном:
— Но выполнит ли Вер то, чего ты ожидаешь от сына?
Она утвердительно кивнула головой.
— И на чем ты основываешь свою уверенность? — спросил ее император. — Он римлянин и богат ценными, даже блистательными дарованиями. Кто умеет, как он, постоять за себя и на поле сражения, и в Совете, и при этом еще с большим успехом играть роль Эрота, тот сумеет носить и багряницу. Но он унаследовал легкомыслие своей матери, и его сердце так непостоянно.
— Оставь его таким, как он есть. Мы понимаем друг друга, и он единственный человек, на расположение которого я полагаюсь, на верность которого я рассчитываю с такой же уверенностью, как будто он мой родной, любимый сын.
— Но на каких же фактах основана эта твердая уверенность?
— Ты поймешь меня; ты ведь не слеп к знамениям, которые дает нам судьба. Есть у тебя время выслушать коротенькую историю?