Петр снял перчатку и подал ему на ладони кусок сахару. Елизавета Романовна, бесцеремонно зевнув, выразила желание покататься с горы.
Катальная гора, построенная Ринальди, представляла собой десятисаженную башню, увенчанную золоченым куполом, от нее тянулся на полверсты пологий скат, по обе стороны его богатая колоннада тосканского ордена. Покатались на золоченых колясочках, выпили по бокалу освежительного, закусили воздушным безе.
Вернувшись домой, Петр выпил два бокала английского пива, попилил на скрипке и стал бегать, как маленький, со своей любимой собачкой вокруг биллиарда. Пес, виляя хвостом, громко лаял, Петр того громче кричал, пес разодрал ему штаны, он высек пса арапником и вышвырнул за дверь. Повалился на кушетку, не лежалось, взгляд скользнул по портрету Петра I: «Дедушка, преобразователь! Все по-новому. Я тоже». Взял лютеранский молитвенник, перелистал, крикнул арапа Нарциса, велел позвать Гудовича.
– Вот что, Андрей Васильевич, – сказал он своему генерал-адъютанту. – Немедленно пусть явится ко мне… этот поп. Ну, вот этот бородатый… Дмитрий.
– Митрополит новгородский Дмитрий Сеченов, ваше величество?.. первоприсутствующий в Синоде?..
– Я – первоприсутствующий в Синоде, и не кто иной!
Поздним вечером на четверке цугом подкатил ко дворцу митрополит.
Представ перед государем, он издали с чувством неловкости преподал ему благословение. Государь в ответ состроил иерарху гримасу и, не пригласив сесть, крикливо сказал по-немецки:
– Император Петр Великий, мой дед, стриг бороды боярам. Я иду по его стопам. Повелеваю: извольте, сударь мой, распорядиться, чтоб все попы были бритые и вместо хламид носили платье, как иностранные пасторы!.. Андрей Васильич, переведите! – Петр задергал шеей, замотал головой, взъершился, ожидая возражений владыки.
Гудович, краснея, стал переводить. Митрополит оборвал его:
– Не трудитесь, генерал. Немецкий язык мне ведом… Лишь неведома мне причина, побудившая монарха православного шествовать не по стопам деда своего, блаженные памяти Великого Петра, а по вихлястым петлям церкви лютеранской.
– Да, да, господин архиерей! Да, да… – загримасничал, заморгал правым глазом Петр.
Дмитрий Сеченов пожал полными плечами, опустил низко голову, раскидистая с проседью борода его закрыла усыпанную бриллиантами панагию.
Петр заговорил по-французски:
– Повелеваю: в храмах оставить лишь иконы спасителя и богородицы…
Чтоб прочих икон так называемых ваших святых в храмах не было. Чтоб посты были не обязательны для всех, а кто хочет, пусть постится… Греха прелюбодеяния нет! Этот грех выдуман… Сам Христос прощал другим этот грех… Гудович, переведите!..