— Моя ждет внизу, — ответил посланец короля, — мы сбережем время, если ваша светлость соблаговолит воспользоваться ею.
Не имея больше предлогов для отказа, Бакингем взял со стола бокал вина и попросил всех друзей своих оставаться у него, сколько им захочется. Он надеется, сказал герцог, тотчас вернуться; если же нет, то прощается с ними, провозглашая свой обычный тост: «Пусть каждый из нас, коли не будет повешен, явится сюда в первый понедельник будущего месяца!»
Этот постоянный тост герцога касался многих его гостей, но теперь, произнося его, Бакингем со страхом подумал, что будет с ним самим, если Кристиан выдал его. Он наскоро переоделся и вместе с Чиффинчем в его карете отправился в Уайтхолл.
Шел пир горой; гремело в сводах эхо
Застольных криков, слитое со звоном
Поющих струн; там золото игрок
Швырял судьбе в веселье бесшабашном -
И, проигравшись, так же хохотал:
Придворный воздух выдержке научит
Верней, чем наставленья мудрецов.
«Что же вы не при дворе?»
Вторую половину этого полного событиями дня Карл проводил в покоях королевы, двери которых в определенные часы открывались для приглашенных лиц более низкого состояния и куда беспрепятственно допускались пользовавшиеся привилегией entree note 106 знатные дворяне и придворные чины — одни по праву рождения, другие по должности.
Карл отменил большую часть строгих правил, которые ограничивали доступ ко двору при других королях, что снискало ему популярность среди подданных и отдалило падение его рода до следующего царствования. Он знал добродушное изящество своих манер и полагался на него, часто не зря, желая сгладить дурное впечатление, производимое другими его поступками, которых не могла оправдать ни его внешняя, ни внутренняя политика.
Днем король часто прогуливался по городу один или в сопровождении кого-нибудь из придворных. Известен его ответ брату, считавшему, что так открыто показываться на людях значит подвергать себя опасности: «Поверь мне, Джеймс, — сказал он, — никто не убьет меня, чтобы сделать королем тебя».
И Карл свои вечера, если не посвящал их тайным забавам, часто проводил среди людей, имеющих хоть какое-нибудь право на доступ в придворные круги. Так проводил он и вечер того дня, о котором мы ведем рассказ.
Королева Екатерина, примирившись со своей участью или покорившись ей, давно уже не выказывала каких-либо признаков ревности; по-видимому, она стала настолько чужда подобной страсти, что без неприязни и даже благосклонно принимала у себя герцогиню Портсмутскую, герцогиню Кливлендскую и других дам, также притязавших, хоть и не столь откровенно, на честь принадлежать, по крайней мере в прошлом, к числу фавориток короля. Весьма большая непринужденность царила в этом своеобразном обществе, которое украшали своим присутствием если не самые умные, то по крайней мере самые остроумные придворные, какими когда-либо был окружен монарх; многие из них были товарищами Карла по изгнанию и делили с ним нужду, превратности судьбы и веселые забавы, — поэтому они приобрели своего рода право на некоторую вольность в обращении с ним, и добродушный король, вернув себе престол, не сумел, да и не мог, даже если бы захотел, запретить им это. Впрочем, Карл был далек от таких намерений; его обращение с людьми ограждало его от всякой навязчивости, и для внушения должного уважения к себе он никогда не пользовался иными средствами, кроме быстрых остроумных реплик, на которые был мастер.