Джулиан чрезвычайно осторожно приблизился к низкому готическому портику, защищавшему вход от ветров, которым дом был открыт вследствие своего расположения, и, подобно колоннам, также заросшему плющом и другими вьющимися растениями. Он с большою опаской потянул заменявшее дверной молоток железное кольцо — когда за него дергали, оно заставляло дребезжать зазубренный железный брусок, на котором было подвешено.
Некоторое время никто не отвечал; дом казался совершенно необитаемым. Наконец Джулиан, потеряв терпение, попытался отворить дверь, что ему легко удалось, ибо она запиралась только одною щеколдой. Он прошел маленькую прихожую с низким сводчатым потолком, в конце которой была лестница, отворил дверь в летнюю залу, отделанную черным дубом; всю ее обстановку составляли столы и обитые кожей стулья из этого же дерева. Комната была мрачная — одно из упомянутых нами облицованных камнем решетчатых окошек, к тому же прикрытое длинными гирляндами плюща, пропускало лишь слабый свет.
Над каминного полкой, сделанной из того же черного дуба, которым были обшиты стены, висело единственное украшение залы — портрет офицера в военном уборе времен гражданской войны. Зеленый камзол, тогдашний национальный костюм жителей острова Мэн, выпущенный поверх лат узкий отложной воротник, оранжевый шарф, а главное, коротко остриженные волосы ясно показывали, к которой из великих партий этот офицер принадлежал. Правая рука его покоилась на эфесе сабли, а в левой была небольшая библия с надписью «In hoc signo» note 18. Бледное продолговатое лицо с прекрасными, как у женщины, синими глазами нельзя было назвать неприятным; скорее это были черты, при взгляде на которые мы неизменно заключаем, что перед нами человек, много страдавший и исполненный глубокой грусти. Джулиан Певерил, без сомнения, хорошо знал этот портрет, ибо, окинув его долгим взглядом, он невольно пробормотал: «Чего бы не отдал я за то, чтоб этот человек либо никогда не родился на свет, либо жил и поныне!»
— Что это значит? — вскричала женщина, которая вошла в комнату, когда он произносил эти слова. — Вы здесь, мистер Певерил, несмотря на все мои предостережения? Вы здесь, в доме, где нет хозяев, и к тому же разговариваете сами с собой!:
— Да, мисс Дебора, — отвечал Певерил, — как видите, я снова здесь, вопреки всем запретам и опасностям. Где Алиса?
— Там, где вы ее никогда не увидите, мистер Джулиан; уж будьте уверены, — отвечала Дебора, ибо это был не кто иной, как наша почтенная гувернантка. Опустившись в одно из больших кожаных кресел, она, словно знатная дама, принялась обмахиваться носовым платком и сетовать на жару.