Уж заодно несколько слов скажу и о нашем «особняке» — восьмикомнатном каменном домишке о двух этажах, выстроенном сто лет назад на крутом берегу Колдобы, там, где излучина реки делит пополам реликтовую рощу мамонтовых деревьев. Сложен этот домишко, согласно преданию, из осколков цельной гранитной скалы, которую разорвал на куски природный катаклизм. Камни были скреплены знаменитым яичным раствором, смешанным по старинному рецепту Гильдии каменщиков. А потому дом наш мог выдержать настоящую осаду, что нам и предстояло вскоре проверить. Впрочем, в тот вечер ничто не предвещало такого поворота событий.
Снаружи дом напоминал изрядно осевший под тяжестью прожитых лет замок — закопченный от вспыхивающих в округе лесных пожаров; в отметинах оплавленного камня от серебряной «паутины», летящей из Мертвой Рощи в каждое десятое бабье лето; с аистиным гнездом на тележном колесе, многоквартирным резным скворечником и позеленевшим от времени флюгером с фигуркой трубочиста, как на старых ратушах. А еще в нашем доме водились привидения, они были ненавязчивые и добрые, а потому наше семейство давным-давно оставило их в покое. Привидения заменяли нам отравленного газами домового — в Степную войну, когда мы были в эвакуации, возле дома упал снаряд с зарином.
Насчет привидений могу сказать с уверенностью: враки, будто они не водятся в сибирских городах. Просто бледнее они, прозрачнее своих европейских собратьев. Меньше в них плотность «тонкой» материи. Дух наших сограждан истово рвется в небеса, редко горюя о бренной плоти. Чаще, легче и скорее отрывается он от грешной земли, чтобы навсегда покинуть родные леса, поля, города и веси.
Что за благообразные старичок и старушка бродили во тьме по темным коридорам дома, пугая полуночников? Мы этого не знали. В семейном архиве не нашлось похожих фотографий, а от давних поколений остались лишь бесценные Рукописные книги, потемневшие от времени ордена, промасленное оружие, ветхие вышивки с изображениями диковинных зверей и ни единого портрета — не дворянского мы рода, увы, нет.
Время шло. В гостиной продолжалась беседа. Я устал терпеть и тихонько спустился вниз. Мать не стала гнать меня назад, а отец заседает — ему не до меня. Спустился я и тут же нырнул в сад, забрался на свой наблюдательный пункт, устроенный, в ветвях старого дуба с отломанной ураганом верхушкой.
Уже три с половиной часа гости разговаривали с отцом. Наконец один появился на крыльце. Это был опальный сановник. Он вышел из дверей, совсем по-домашнему потянулся, раскупорил пачку «Алтая», достал швейцарскую зажигалку «Зиппо», неспешно высек искру и вдруг с досады швырнул эту редкостную штуковину в заросли крыжовника, смял пальцами папиросу, скрежетнул зубами.