О том, что в центре нашей губернии среди бела дня возник некий странный «замок», я услыхал краем уха недели две назад, но не придал этой истории значения. Мало ли небылиц рождается на сибирской земле. К тому же голова у меня тогда была занята делом Пинскера.
Так звали опытного фельдкурьера из Франконии, которому доверили перевозить секретную переписку Великих Логиков. Его задержала пограничная стража — и не где-нибудь, а на контрольно-следовой полосе у реки За-спонь, то бишь в ста саженях от джунгарской территории. Какой черт понес Пинскера в эту глухомань, еще предстояло выяснить, если, конечно, он доживет до встречи с адвокатом, а потом и с нашим Воеводой.
На Гильдию тут же повесили обвинение в контрабанде и попытке незаконного перехода государственной границы.
Запахло политическим процессом. Так что мы, того и гляди, лишимся возможности свободно обмениваться сведениями с и-чу на других концах света. Доселе — какие бы страсти-мордасти ни творились в мире, сколь бы кровопролитные войны ни шли — наша почта от веку имела статус дипломатической. В последний раз он был подтвержден на Римском конгрессе, окончательно закрепившем европейские границы, и, казалось бы, уж в этом вопросе (хоть в этом!) нам нечего было опасаться.
О позорном бегстве роты дутовских солдат я узнал на собрании кедринской рати, которое традиционно проводилось в доме купца Феклистова, который симпатизировал и-чу и мечтал хотя бы через нас попасть в Историю. И эту информацию я тоже пропустил мимо ушей, потому что бился в тот вечер смертным боем — не на мечах бился, а на языках, до колен свисающих. Сражался с фракцией радикалов, возглавил которую мой двоюродный братец Трофим Хабаров, проживший в доме Пришвиных десяток лет, из одной с нами миски щи хлебавший.
С каждым годом Трофим все больше походит на типичного фанатика, жаждущего переустроить мироздание: худющий, глаза горят, мечется со скоростью молнии, слова выкрикивает, будто нормально говорить разучился. Бриться перестал и до ушей зарос бородой, грива немытых волос собрана в конский хвост. Всюду ходит с охраной, будто каждую минуту ждет покушения.
Воспаленные мозги, как известно, рождают воспаленные мысли, а там недалеко и до пожара. Трофим и его юные сподвижники предлагают Гильдии всего-навсего — взять власть в стране и железной рукой навести образцовый порядок. Ибо стоим мы над пропастью, и первый же порыв ветра…
В ответ на увещевания Воеводы, мол, нельзя нам, ну никак нельзя лезть в политику (это первейший закон Гильдии, именно он позволил и-чу дожить до сегодняшнего дня — и не в глубоком подполье, а легально), Трофим смеется нехорошим смехом и пальцем грозит, приговаривая: «Пора менять правила, не то поздно будет». И начинается обоюдоострый бесполезный спор.