— А преподобного Мэйпоула вы о ней не спрашивали?
— Сейчас, когда вы об этом сказали, вспоминаю, что показывал ему снимок, потому что он знает по именам очень многих шахтерок. Но он ответил, что эта ему неизвестна.
— И больше он ничего не сказал?
— Нет. Но его так поразило сходство этой девушки с кем-то еще, что я отдал ему фотографию.
В редакции «Уиганского наблюдателя» Блэар взял книгу «Ланкаширские католики: упрямые души» и долго листал ее, пока не нашел то, что искал.
«В период правления Елизаветы Уиган являлся центром католического сопротивления, и поскольку семья Хэнни симпатизировала их делу, то „поповские норы“ их имения не только кишели, как настоящий муравейник, скрывавшимися там католическими священнослужителями, но последние даже осмеливались пробираться по штольням шахт Хэнни в город и служить там службы. Штольни представляли собой подземную дорогу, бравшую начало в великолепном особняке Хэнни-холл и заканчивавшуюся в весьма скромных жилищах рабочего класса. Выставленная в окне дома, где ожидался приход священника, свеча созывала доверенных людей на молитву. Память об этом маяке религиозного мужества дошла до нас лишь в названиях улиц Роман-элли (ныне снесенная) и Кендл-корт»[67].
Редактор из-под своего защитного козырька следил взглядом за Блэаром с момента, как тот вошел в контору:
— Вы ведь мистер Блэар, да? Вы сюда заходили пару недель назад?
— Сколько в городе улиц с названием Кендл-корт?
— Только одна.
— И ее построили Хэнни?
— Да, для семей шахтеров. Это сейчас одна из старейших улиц Уигана.
— И она до сих пор принадлежит Хэнни?
— Да. Помните, вы были здесь вместе с мистером Левереттом, искали в газетах материалы о взрыве? Простите, что я вас тогда не узнал. А ведь ваша книга лежала на прилавке! Я просто слепец.
«Знал бы ты, с каким слепцом разговариваешь», — подумал Блэар.
Идя по боковой аллее, Блэар не отставал от шагавших по параллельной улице домой шахтеров. День был субботний, впереди их ждали выходной, отдых и развлечения. От одного перекрестка до следующего Блэар старался двигаться в том же темпе, что и шахтеры, ориентируясь на стук их клогов по мостовой. С улицы до него доносились выкрики предлагавших сладости лоточников и игра уличных музыкантов. Над головой, в вечернем небе появились выпущенные в полет голуби.
Фабричные работницы тоже возвращались по домам, уступая, однако, дорогу шахтеркам. Под уличным фонарем прошли Роза и Фло. Блэар успел рассмотреть, что у Фло, отплясывавшей джигу вокруг Розы, к шали приколот бумажный цветок.
Потом Блэар потерял их из виду и испугался, что они могут завернуть по дороге в пивную или в трактир. Дойдя до задних дворов Кендл-корт, Блэар поболтался в проулке, пока в доме Розы на кухне не зажгли лампу. В окно выглянула Фло — но нет, не выглянула, а полюбовалась собственным отражением в стекле: она сменила шаль на плюшевую шляпку, украшенную бархатными цветочками. Фло обернулась, что-то сказала, скрылась в глубине комнаты, но через минуту снова появилась в окне, рассматривая свое отражение вначале задумчиво, потом с нараставшим интересом и, наконец, с явным нетерпением. К клумбе на шляпке Фло добавила бумажный цветок и исчезла. Едва за ней захлопнулась входная дверь, как Блэар уже стоял у заднего крыльца дома. Дверь была заперта, на его негромкий стук никто не ответил.