Знать бы тебе, что делается в этих горах, думал между тем Волкодав. Там, дальше к югу, где их называют Самоцветными за драгоценные жилы, выпущенные к самой поверхности по явному недосмотру Богов!.. Волкодав, спроси его кто, сказал бы, что хуже гор места на свете быть не могло. И причины для такого суждения у него были самые веские. Он не очень-то рассказывал Эвриху о семилетней вечности, проведенной в каменных недрах, на самой страшной каторге населенного мира. Он вообще рассказывать о себе не любил. Тем более что и хвастаться в прожитой жизни было особенно нечем…
Ученый аррант вдруг воздел руки и торжественно продекламировал:
Снежные пики Земли, озаренные солнца лучами, Суть отраженья Горы, что воздвигли бессмертные Боги Славным седалищем Света при самом начале творенья, – Неба вершины, духовным провидимой оком!
Чтение предназначалось грубому варвару, чей разум Эврих не терял надежду облагородить. Волкодав не собирался ему говорить, что мог бы наизусть продолжить классическую поэму. Он запомнил ее там же, на руднике. Ее очень любил его напарник, с которым они, прикованные к одному рычагу, крутили в подземелье ворот.
Волкодав стянул кожаные завязки мешка, поднялся на ноги и хмуро буркнул:
– Пошли!
Я – меч. Прославленный кузнец
Меня любовно закалял.
Огонь творящий – мой отец.
А мать – глубокая земля.
Вспорю кольчугу, как листок,
Чертя свистящую дугу.
Пушинка ляжет на клинок -
И распадется на лету.
И все ж не этим я силен.
Иным судьба моя горда:
Я божьей правдой наделен
И неподкупностью суда.
Когда исчерпаны слова
И никакой надежды нет
Понять, кто прав, кто виноват,
Спроси меня! Я дам ответ.
Суров мой краткий приговор:
Всему на свете есть цена!
Огнем горит стальной узор -
Священной вязи письмена.
Закон небесный и земной
Навеки вплел в себя мой нрав…
И потому хозяин мой
Непобедим, покуда прав.
– Ты знаешь, друг Волкодав, почему он так называется? – спросил Эврих.
Крутая каменная тропа, по которой местами приходилось взбираться на четвереньках, вывела их на гребень очередного обрывистого кряжа, поросшего великолепными елями. Здесь, наверху, обнаружилась небольшая площадка. За нею вздымался к небесам очередной взлобок – почти голое нагромождение чугунно-серого камня, лишь кое-где украшенного зеленью да желтыми и малиновыми пятнышками цветущих кустов. Кряж обрывался на площадку отвесной стеной, отполированной дождями и ветром до темного блеска. Так блестит неподвластный ржавчине старинный металл.
– Так ты знаешь, откуда у него такое имя? – кивая в сторону утеса, повторил Эврих.