– Мама!.. – совсем по-мальчишески вырвалось у Асгвайра, судорожно вцепившегося в сеть. Волкодав улыбнулся, щуря глаза. Эврих заслонился локтем от пыли. А Имнахар даже не проснулся.
Всадник-виллин поднялся следом за осторожно улетавшей шестеркой, сделал круг над поляной. Рыжий красавец-симуран внимательно смотрел на людей желто-карими песьими глазами, пофыркивая на лету. Виллин поднял руку, прощаясь. Волкодав с Эврихом ответили ему тем же. Больше всадник не оглядывался. Небесные летуны постепенно удалялись, и, как ни прозрачен был горный воздух, расстояние мало-помалу скрадывало только им присущие силуэты. Когда всадник и семеро зверей, разворачиваясь, потянулись за обрамленный снежниками голый каменный пик и растворились в лучах вечернего солнца, немногие сумели бы отличить их от обычных орлов…
Волкодав напряг внутренний слух. Он помнил, как жил у Поднебесного Народа после освобождения из каменоломни, как трудно учился мысленной речи. Его спасители подоброму потешались над его неуклюжестью. Да он и сам понимал, что его тогдашние потуги напоминали естественный язык самих вилл примерно так же, как попискивание «говорящего» скворца – разумную человеческую беседу. Вот Эврих, наверное, выучился бы быстрее и лучше. Он уже и теперь начал неплохо понимать – всего-то за один день!
Сейчас Волкодав просто чувствовал вдалеке молчаливое присутствие вилл. Если он позовет их или попросит о помощи – они отзовутся. Но сами попусту навязываться не будут…
– Волкодав!.. – почему-то шепотом окликнул его Эврих. – Эти.. как их… виллы, они что… все мысли читают? Все, о чем думаешь?.. Как же они между собой-то?..
– Не все, – покачал головой венн. – Только то, что ты хочешь сказать.
На самом деле мысленный разговор требовал еще большей строгости к себе, чем обычная речь. Недобрую мысль куда легче метнуть в собеседника, чем недоброе слово. Та же разница, что между деревянным и боевым мечом в руках неумехи. Лучшего сравнения подобрать он не мог.
Вот так, сказал себе венн, глядя вдаль, где скрылись за озаренными скалами крылатые псы. Легко же привыкают к простому: силен, значит, все можно. Начинают задумываться, только если споткнутся, только если с кем– то не вышло. А на самом-то деле и мысли быть не должно… И тоже не потому, что вдруг придут и накажут…
Об этом много раз говорила ему мать. Еще когда он был маленьким мальчиком и никто не называл его Волкодавом. Одна беда – смысл таких наставлений постигается лишь с годами, когда успеешь уже нажить и заплаты на шкуре, и седину в волосах, и сердечную боль…