Шамес пришел, когда Ванюшин, Исаев и Минька сидели вокруг стола и пили водку, играя при этом в подкидного дурака на раздевание. Ванюшин был уже полуголым, часто и беспричинно смеялся, глаза его блестели радостно и беззаботно, по белой впадинке посредине груди ползли медленные капли пота.
– Сколько принес, Рувимка?! Вот еще, Косинька, три мои десятки открой, а шестерки я на погончики тебе сохраню. Слышь, доктор, сколько собрал сегодня?!
– Рубль восемьдесят.
– Сбегай за колбаской к Филимону, а? Я извозчичьей натоплю с лучком...
Шамес надел картуз, запахнул свой драный лапсердак, надетый поверх обезьяньей американской «душегрейки», и вышел.
– Молчаливый у тебя жилец, – сказал Ванюшин. – А десятки я эти заберу. На отбой. И шестерками ты своими обожрешься. Максим Максимыч, ходите под него.
– Даму возьмете?
– Смотря какую предложите...
– Бубновую.
– Эту мы возьмем. Косинька, а теперь ты захаживай под своего дружка. Он тебя в прежнем кону спасал, а ты ж его теперь и оставишь в дураках.
– Я ход пропущу...
– Такого закона нет, – сказал Исаев. – Дед прав: либо сажайте меня, либо выручайте.
– Тогда посажу, – сказал Ванюшин и выпил рюмочку. – Три десятки прошу потянуть.
– Это добро я раскрою.
– А туза пик?
– На него козырной есть. Все. Я выскочил. А зря вы меня гробили, Николай Иванович, я страсть какой злопамятный...
Шамес вошел так же молча, как уходил, и положил на стол круг тонкой охотничьей колбасы.
– Мы, кстати, не опоздаем? – спросил Ванюшин. – Эта сволочь когда должна приехать?
– К шести. Сейчас четыре. Я, пожалуй, схожу к телефону, вызову машину к половине шестого.
– Зачем вам мучиться-то...
– Это вы считаете мученьем? Миня, скажите, где тут поблизости телефон?
– В полицейском участке. Ближе нет.
До ближайшего полицейского участка было пять минут ходу. В нетопленной дежурной комнате старик полицейский играл на губной гармошке старинную песню про «Ваньку-ключника».
– Где у вас телефонный аппарат?
– А на што он вам?
– Позвонить к полковнику Гиацинтову.
– А по мне, хоть Георгинов, хоть Анютеглазкин, хоть Пионов, один черт.
– Он начальник контрразведки, милейший!
– Чего?
– Господи боже ты мой, – устало сказал Исаев, – а начальство ваше где?
– В дежурном кабинете.
Исаев прошел к дежурному унтер-офицеру, тот долго разглядывал его корреспондентский билет, хмурился, пыжился и краснел, а потом спросил:
– Сами из православных будете?
– Да.
– Понятно... Значит, надо позвонить?
– Очень.
– Бывает...
– Можно?
– Одну минуточку...
– Пожалуйста.
– Вы сказали, что сами из православных?
– Да.
– А звонить к кому собираетесь?