Люди вдруг стали переговариваться. Крестьянин что-то шептал соседу. Малыши стояли засунув пальцы в рот. Я чувствовал, что наша речь не совсем нравится, и стал потихоньку отступать в сторону.
– Крестьяне! – Мудрила вытащил перо и тетрадку. – Сейчас каждый скажет свое имя и честно признается, католик он, реформат или безбожник. Пусть папа изучит свое поголовье!
На мгновение стало тихо. Потом заговорил знакомый крестьянин:
– Не верьте! Это шпион инквизиции! Иезуит! Он сам мне сказал, что он Великий Инквизитор! Хватайте! Он донесёт на нас Тительману! Хватайте вместе с чертёнком!
Тут же нас сцапали. Сшибли с Мудрилы скворечник, отняли тетрадку. Кто-то тащил головешку.
– Сжечь ее, сжечь! – кричали буры.
Тетрадка загорелась, а Мудрила ползал по земле и шарил ладонью.
– Очки!.. – говорил он. – Невежи! Отдайте очки!
– Запрем их сначала! В кузницу к Питерсу! Эй, Питерс, открывай кузню, посадим их до утра. А там порешим, что делать.
Я начал пищать: мол, дяденьки, я ни при чем, и даже хотел запеть жаворонком, но раздумал. Это всегда успею, есть ещё время поразмыслить. Тайну лучше хранить при себе.
Хлопнули двери, брякнул засов, и мы оказались в темноте.
Здесь пахло углём, железом и кожей. В стене было маленькое окошко с решеткой. Глаза скоро привыкли, и я стал оглядываться.
Мудрила размахивал руками и ругался на чем свет стоит.
– Свиные туши с моченой фасолью вместо мозгов! Свс-сс, бараньи лбы, козероги! Сожгли мой доклад папе! Всех разогнать, сослать! В московитскую землю, к бешеному царю! Я их проучу! Они меня будут помнить.
Теперь он меня даже смешил. Хорошо ещё, очки его нашлись, а то давно бы расплющил нос о стену.
Решетку я подергал, но она была прочная. Тяжелая наковальня, мехи из толстой кожи, каменная печь – всё сделано на век.
Так мы сидели до вечера. Еды нам не дали. Мудрила рассуждал:
– Народ любит подраться, ох любит! Медные лбы. Сожгли мой доклад. Ерунда, я и так помпю. Пусть сожгли. Сатана, сатана сидит в каждом доме!
Потом он снова забормотал, что в Кампене много мудрых людей. Только вот трубочист растолстел, дымоходы не чищены, а дым мешает раздумьям.
– Неужели не догадаются? – Он хватался руками за голову, надевал и снимал очки. – Печки надо перестроить, дымоходы расширить, тогда он пролезет! Трубочист! – Он схватил меня за руку. – Возвращаемся в Кампен, быстрее! Ты маленький, ты пролезешь. Надо успеть вычистить трубы, а то мудрецы передохнут, как мухи.
Так он шагал из угла в угол, пока совсем не стемнело. Мне надоело слушать про дымоходы, и я спросил: