— Вы не знаете ли, где нейрохирургическое отделение?
Она кивнула, вдруг почувствовав себя маленькой и глупой, а потом робко улыбнулась.
— Да, это вниз по коридору. — Она показала туда, откуда пришла, и он улыбнулся тоже, но глаза его в этом не участвовали. Что-то безнадежно печальное было в этом мужчине, словно он потерял то единственное, о чем заботился. Так оно и было. Или почти так.
Тана терялась в догадках, что привело его сюда. Казалось, ему около пятидесяти, хотя было в нем что-то мальчишеское, и, конечно, это был самый потрясающий мужчина из всех, кого встречала Тана. Темные с проседью волосы делали его еще более прекрасным. Он быстро прошел мимо нее, вниз по коридору, и она поплелась за ним туда, откуда пришла, увидела, как он повернул налево, к кабинету медсестер, от которых они все так зависели.
Потом ее мысли вернулись к Гарри, и она решила, что и самой пора вернуться к нему. Хоть она и недолго отсутствовала, но он уже мог проснуться, а ей надо рассказать ему, о чем она думала всю ночь, очень хочется поделиться своими соображениями об их будущем. Говоря о том, что не позволит ему сидеть сиднем, Тана была вполне серьезна. У него впереди целая жизнь. Две медсестры, завидев ее, улыбнулись. На цыпочках Тана подошла к двери комнаты, где лежал ее друг. Там все еще царил полумрак, да и солнце уже заходило, но она сразу заметила, что Гарри проснулся. Он выглядел одурманенным лекарствами, однако узнал Тану и не улыбнулся. Они смотрели друг другу в глаза, не отводя взглядов. Она вдруг почувствовала что-то странное, что-то было не так, еще хуже, чем с самого начала, если только это было возможно. Она обвела глазами комнату, будто ища подсказки, и обнаружила: он стоял в углу — мрачный, красивый человек с седыми волосами, в темно-синем костюме, — и Тана чуть не подпрыгнула. Ей никогда не приходило в голову… И внезапно она осознала… Гаррисон Уинслоу Третий, отец Гарри… наконец-то он появился.
— Привет, Тэн, — вид у Гарри был несчастный. До прихода отца все было проще. Теперь же надо как-то справляться с ним и с его горем. Так хорошо было с Таной, она всегда понимала его чувства. Не то что отец.
— Как ты? — Пока они не обращали внимания на старшего, как будто для начала заряжаясь силой друг от друга. Тана не знала даже, что говорить.
— В порядке. — Но он вовсе не выглядел в порядке; потом он перевел взгляд на хорошо одетого мужчину. — Отец, это Тана Робертc, мой друг.
Уинслоу-старший почти ничего не сказал, только протянул руку. Он смотрел на нее как на что-то неуместное, чужеродное. Его интересовало в подробностях, как Гарри попал сюда. Накануне он прилетел в Лондон из Южной Африки, получил телеграммы, давно ожидавшие его, и тут же вылетел в Сан-Франциско, но до самого прибытия он толком не знал, что случилось. Он все еще не мог оправиться от потрясения. Гарри только что, перед тем как вошла Тана, сказал ему, что отныне на всю жизнь будет прикован к инвалидному креслу. Все это он изложил быстро, не пытаясь щадить чувства отца или как-то смягчить удар. Да он и не обязан быть добрым, так он считал. Это его ноги, и если они больше не станут ему служить, то это только его проблема, ничья больше, значит, и говорить об этом он может как ему заблагорассудится. Поэтому и не церемонился.