Джо отсутствовал не одну неделю, как обещал, а почти вдвое дольше. Он так торопился, что на обратном пути не стал даже заезжать в Калифорнию, где у него тоже накопились кое-какие дела, но, когда он наконец прибыл в Нью-Йорк, Кейт встретила его ледяным молчанием. За то время, что она прожила в Бостоне, мать успела как следует над ней «поработать», и теперь Кейт была совершенно уверена, что собственный муж ни в грош ее не ставит, что ему наплевать на нее и на детей и что, вообще, семьи у нее давно уже нет.
Чем Джо так досадил ее матери, Кейт сказать бы не смогла. Возможно, Элизабет так и не простила ему тех четырех дней, которые понадобились Джо, чтобы вернуться к лежащей в коме Кейт. Возможно, Элизабет возненавидела его еще раньше — за то, что Джо отказывался жениться на ее дочери, за то, что он разрушил брак Кейт с Энди, за то, что научил ее водить самолет… Со стороны могло показаться, будто Элизабет Джемисон поставила себе целью во что бы то ни стало уничтожить все, что соединяло ее дочь с этим человеком, и, надо сказать, она весьма в этом преуспела. За прошедшие две недели ей удалось заставить Кейт сделать поворот на все сто восемьдесят градусов, и, когда Джо вернулся, она просто не стала с ним разговаривать.
Казалось бы, Джо было не привыкать к подобным сценам, но он вдруг почувствовал, что что-то изменилось в нем самом. Он не стал ни извиняться перед Кейт, ни объяснять ей все снова, ни оправдываться. Все это было бесполезно, к тому же Джо слишком устал от бесплодных попыток в одиночку спасти их брак. Да и было ли что спасать?.. Они давно уже, в сущности, стали друг другу чужими. Наверное, было бы проще, если бы у него появилась другая женщина, но все оказалось гораздо, гораздо хуже. Джо вдруг понял, что утратил способность одновременно думать о Кейт и о своей карьере. Цена, которую ему пришлось бы заплатить за роскошь любить Кейт — или любого другого человека, — оказалась для него непомерно высока.
Как бы сильно он ни любил Кейт, он больше не мог тащить на себе этот груз. Бремя вины, которую Джо испытывал перед Кейт, перед детьми, даже перед ее родителями, стало для него непереносимо тяжким. Теперь он думал, что был прав, когда с самого начала так не хотел заводить собственных детей, семью. Он просто не мог дать им ничего, что обязан давать своим близким нормальный муж и отец. Ни один человек на его месте не мог рассчитывать получить все сразу — и жену, и детей, и успешную карьеру. И Джо уже понял, каким должен быть его выбор. Кейт он все равно не мог дать всего, в чем она нуждалась и чего заслуживала. В последнее время он только мучил ее и себя, все еще надеясь на чудо, но чуда не было. Была только горькая уверенность, что он должен сделать решительный шаг. Правда, стоило ему взглянуть на Кейт, у него от жалости чуть не останавливалось сердце, но никаких сомнений или колебаний Джо не испытывал. Если бы Кейт вдруг спросила, любит ли он ее, он бы ответил «да», нисколько не кривя душой. Но именно ради этой любви он был обязан перестать мучить ее. Джо прожил дома несколько дней, и Кейт начала понимать: что-то изменилось. Для того чтобы догадаться об этом, достаточно было заглянуть ему в глаза, почувствовать исходящий от него странный, непривычный холодок. Самым страшным было то, что Кейт продолжала любить Джо, и она знала — он тоже ее любит. Но теперь они оказались слишком далеко друг от друга, так далеко, что у нее не было никаких шансов ни дотянуться до него, ни позвать назад…