— Что с тобой, Бернард?
— Ничего, мам. День был тяжелый.
— Ты не заболел?
Он прикрыл глаза и попытался придать голосу большую живость.
— Нет. Все в порядке. Как у вас с папой?
— Скверно. Умерла госпожа Гудман. Ты ее помнишь? Когда ты был малышкой, она для тебя булочки пекла.
Миссис Гудман уже и тогда была старой, прошло же с той поры тридцать лет. Стало быть, смерть ее не была такой уж неожиданностью. Мать вновь вернулась к прежней теме:
— Так что же с тобой стряслось?
— Все в полном порядке, мама. Я же сказал.
— Мне не нравится твой голос. Ты кажешься подавленным и усталым.
— День выдался трудный. — Он сказал это сквозь зубы, терзаясь мыслью о том, что его вновь ссылаю? — в Сибирь. — Не обращай внимания. Лучше скажи — мы будем устраивать обед по случаю вашего юбилея? Куда бы ты хотела пойти?
— Даже не знаю. Папа хотел бы, чтобы ты приехал к нам. Берни знал, что это не правда. Отец предпочитал бывать на людях, ему хотелось как-то развеяться после напряженной работы. Кто любил сидеть дома, так это мать.
— Как тебе «21»? Или ты предпочитаешь что-нибудь французское? «Берег басков»? Может, «Лягушка»?
— Ладно, — сказала мать с облегчением. — «21».
— Отлично. Для начала часиков в семь вы заедете ко мне — мы немного выпьем. А в «21» отправимся к восьми.
— Ты будешь с девушкой?
В голосе матери звучала обида. Можно было подумать, что его повсюду сопровождают девушки.
— С чего это вдруг?
— Как это с чего? Ты никогда не знакомишь нас со своими подружками. Может быть, ты нас стыдишься?
— Конечно же, нет, мама. Слушай, мне пора идти. Увидимся на той неделе. В семь у меня.
Берни знал, что мать перезвонит еще раза четыре с тем, чтобы узнать, не изменились ли у него планы, заказан ли столик, будет ли с ним девушка или нет и так далее.
— Да, папе привет передай.
— Ты бы ему хоть иногда позванивал…
Он повесил трубку и улыбнулся. Интересно, был бы он похож на нее, имей он детей? Впрочем, это ему пока не грозило. С год назад одна из его пассий было решила, что у нее будет ребенок, но вскоре стало понятно, что она ошиблась. На этом все и кончилось. Берни никогда не задумывался о подобных вещах: во-первых, ему было некогда, во-вторых, он считал, что ребенок должен быть плодом любви, а не чего-то иного. В этом смысле он оставался идеалистом, кандидаток же на роль матери рядом не было… Он сидел, глядя на кружение снежинок и с грустью думая о том, что скоро ему придется оставить привычную жизнь. Покидая магазин, Берни едва не расплакался. Ночь была морозной и ясной, ветер стих. Он решил не дожидаться автобуса и направился прямиком на Мэдисон-авеню, поглядывая время от времени на залитые светом витрины магазинов. Город казался сказочным — кто-то катался на лыжах, кто-то играл в снежки, беззвучно проплывали мимо редкие машины… К тому времени, когда он добрался до своего дома и вошел в кабину лифта, настроение у него уже было совсем другим. Да, уезжать из Нью-Йорка было безумием, но что он мог сделать? Увольняться с работы Берни не собирался, и это означало, что у него попросту нет иного выхода.