— В ящике слева, — говорит Шафто. — А что? Будем стреляться?
— Может быть. Нет, не мы с тобой! Могут нагрянуть гости.
— Легавые?
— Хуже.
— Финны?
(У Отто есть конкуренты.)
— Хуже.
— Так кто тогда? — Шафто не может вообразить никого хуже.
— Немцы. Немцы.
— Ой, бля! — возмущенно орет Шафто. — Как ты можешь говорить, будто они хуже финнов?
Роот обескуражен.
— Если ты хочешь сказать, что один отдельно взятый финн хуже одного немца, я с тобой соглашусь. Однако у немцев есть малоприятное свойство: они обычно связаны с миллионами других немцев.
— Согласен, — говорит Шафто.
Роот откидывает крышку ящика, вытаскивает пистолет, проверяет патронник, направляет дуло на луну, смотрит в него, как в подзорную трубу.
— Так или иначе, немцы собрались тебя убить.
— За что?
— За то, что ты слишком много знаешь.
— В смысле, про Гюнтера и его новую подлодку?
— Да.
— А ты-то откуда узнал? Это как-то связано с тем, что ты спишь с Джульетой? — продолжает Шафто. Он не столько зол, сколько утомлен. Вся эта Швеция сидит у него в печенках. Ему надо на Филиппины. Все, что не приближает к Филиппинам, — досадная помеха.
— Да. — Роот тяжело вздыхает. — Джульета очень хорошо к тебе относится, но когда она увидела фотографию твоей девушки…
— Да чихала она и на тебя, и на меня. Просто хочет иметь все плюсы того, что она финка, и никаких минусов.
— А какие минусы?
— Необходимость жить в Финляндии, — говорит Шафто. — Ей надо выскочить за кого-нибудь с хорошим паспортом. За американца или британца. Не давала же она Гюнтеру.
Роот смущается.
— Ладно, может, и давала, — вздыхает Шафто. — Черт!
Роот вытащил из другого ящика сменный магазин и сообразил, как вставить его в «суоми».
— Ты, наверное, знаешь, что у немцев есть негласная договоренность со шведами.
— Что значит «негласная»?
— Давай просто скажем, что у них есть договоренность.
— Шведы нейтральны, но позволяют фрицам у себя хозяйничать.
— Да. Отто приходится в каждом рейсе иметь дело с немцами, и в Финляндии, и в Швеции, и с их кораблями в море.
— Можешь мне не рассказывать, что долбаные фрицы повсюду.
— Ну так вот, если коротко, немцы нажали на Отто, чтобы он тебя выдал.
— И он что?
— Выдал. Но…
— Отлично. Продолжай, я слушаю. — Шафто начинает подниматься по лестнице на чердак.
— Но потом он об этом пожалел. Думаю, можно сказать, что он раскаялся.
— Слышу настоящего священника, — бормочет Шафто. Он уже на чердаке, на четвереньках ползет по балкам. Останавливается, щелкает зажигалкой. Большую часть света поглощает зеленый деревянный ящик. На грубых крашеных досках — написанные по трафарету русские буквы.