Майор Шевеникс отодвинул тетрадку упражнений, оперся подбородком на руку и поглядел на меня суровыми ясными глазами.
— Мне думается, нам надо побеседовать, — сказал он.
— Весь к вашим услугам, — отвечал я, но меня пробрала дрожь, ибо я знал, о чем он поведет речь.
— Вы уже не первый день даете мне уроки, — продолжал он, — и у меня сложилось о вас недурное мнение. Я склонен считать вас джентльменом.
— Вы не ошиблись, сэр, — отвечал я.
— И я также не первый день у вас перед глазами. Не знаю, что вы обо мне думаете, но, полагаю, поверите, что я тоже человек чести, — сказал он.
— Мне не требуется никаких заверений, это очевидно само собою, — отвечал я с поклоном.
— Отлично, — сказал он. — Так что же вы думаете о случае с Гогла?
— Вы слышали вчера, как я отвечал суду, — начал я. — Я проснулся, только когда…
— Да, разумеется, я слышал вчера, как вы отвечали суду, — прервал он,
— и я отлично помню, что вы проснулись, только когда… Я могу повторить весь ваш рассказ почти слово в слово. Но неужели вы полагаете, что я хоть на минуту вам поверил?
— Так ведь если я повторю вам это сейчас, вы все равно не поверите, — отвечал я.
— Возможно, я ошибаюсь, там будет видно, — сказал майор, — но мне кажется, что вы не станете повторять это сейчас. Мне кажется, что прежде, чем покинуть эту комнату, вы кое-что мне откроете.
Я пожал плечами.
— Так вот слушайте, — продолжал он. — Ваши показания, разумеется, сущий вздор. Но я посмотрел на это сквозь пальцы, и суд сделал то же самое.
— Весьма вам признателен! — сказал я.
— Короче говоря, вы не можете не знать, что произошло, — продолжал майор Шевеникс. — Вся ваша команда "Б", несомненно, знает. И я вас спрашиваю: какой смысл разыгрывать комедию и повторять небылицы, если мы друзья? Ну же, мой дорогой, признайтесь, что ваша карта бита, и сами над этим посмейтесь.
— Я слушаю вас, продолжайте, — сказал я. — Вы принимаете случившееся чересчур близко к сердцу.
Он неторопливо закинул ногу на ногу.
— Я отлично понимаю, — начал он, — что тут необходимо было принять все меры предосторожности. Полагаю даже, что дана была клятва молчать. Я отлично это понимаю (он смотрел на меня холодными, блестящими глазами). И я понимаю также, что, поскольку речь идет о дуэли, вы всеми силами постараетесь соблюсти тайну.
— О дуэли? — повторил я, словно бы в совершенном недоумении.
— А разве это была не дуэль? — спросил он.
— Какая дуэль? Я вас не понимаю, — отвечал я.
Он ничем не выразил нетерпения, просто помолчал немного, а потом заговорил все так же невозмутимо, почти добродушно: