– Какими иностранными языками владеете?
– Не владею.
– Как мы в этом похожи! А жаль, знаешь, – признался он, – так иногда хочется поболтать с басурманами.
– Отчего ты в загранку на гастроли не выехал? – спросил я. – Не взяли?
– У меня бюллетень. Уговаривали, я отказался. Продлил больничный, а сам сюда. Ха-ха! В случае чего, ты меня не видал, как говорится.
– Приболел?
– Ага.
– А что такое?
– Инфаркт.
– Как?
– Так.
– Шутишь?
– Нет, серьезно. Недели три отвалялся.
– Да ты что? Какого же ты лешего летаешь, снимаешься, коньяк пьешь?
– Да что, знаешь… Дочь взрослая, жена старая… А захочу, дам дуба, все переснимать будете! Испугался?
– Зря ты так.
– Это ты зря! Эх ты… Я еще с утра по нечетным, знаешь, на радио успеваю. В детской редакции. Святое дело – ребятишки! Рефлекс! Великая вещь, Маршал.
– Почему маршал?
– Я тебя Маршалом буду величать. Чую, далеко пойдешь. Если не споткнешься, как говорится. Слушай, был у нас Дедушка, знаешь. Сколько себя помню, все его Дедушкой в театре звали. В молодости блистал нарасхват. Герой не герой – фат, одним словом. Не выдержал себя, сломался, запил, опустился, как говорится, Дедушкой на выходах. Занимал часто, не отдавал – перестали давать. Потом статейки лудить намастырился, в газеты сносил. Мол, пятьдесят лет за сценой Иван Иванович Иванов ставит в темноте чистые перемены, как говорится, не промахнется, по меткам, аккурат одно в одно. Слава невидимому труженику Мельпомены… И будьте любезны, Дедушка, получите червонец, расслабьтесь в Театральном обществе. Так и пошло-поехало… Знакомства завел, сам в театральной энциклопедии прописался как мастер маленькой роли. Да что говорить, трезвый – золото Дедушка, напьется – осел, сладу нет. А если спектакль, если на сцену вот-вот… «Ваш выход, мастер» – а он в лоскуты, ни тпру ни ну, как говорится. Тут одно средство – запеть:
От Москвы до Бреста нет такого места,
Где бы не скитались мы в пыли…
С «лейкой» и с блокнотом, а то и с пулеметом
Сквозь огонь и стужу мы прошли…
Он встрепенется, знаешь, подхватит и пойдет:
Выпьем за победу, за нашу газету,
А не доживем, мой дорогой…
Под руки его с любимой песней, ступенька за ступенькой:
Кто-нибудь услышит, снимет и напишет,
Кто-нибудь помянет нас с тобой-ой-ой-ой…
Да в спину его – плавным толчком на публику… И чудо, преображение, как говорится: занавес открылся, артисты заговорили не своими голосами, спектакль начался! Рефлекс! Великая вещь! Дедушка всю войну, знаешь, в концертной бригаде пробыл, исколесил – фронтовик! А выйдет со сцены – опять сладу нет.
Они со стариком нашим, Главным, покойным, вместе еще в провинции в частной антрепризе начинали. Старик-то матерый был, Богом меченый, эпоха, мамонт, знал что почем, разбирался в клубничке. Грудь в орденах – полный иконостас.